Реформа самоуправления приоткрыла образованным слоям путь к реальной власти на местах, позволила в противовес государственной бюрократии заниматься широким кругом вопросов, от создания земских школ и пунктов проката сельхозинвентаря до строительства дорог и больниц. Эта деятельность приобретала политический характер, постоянно сталкиваясь с чиновничьими препонами. Именно в земской среде зарождался русский парламентаризм.
Пореформенная Россия — это уже другая, новая страна, развивающаяся на иных скоростях. Железные дороги, телеграф, электричество преображают ее жизнь, стимулируют внутренний рынок, науку и образование.
Мир тоже изменяется: в Соединенных Штатах отменяется рабство, в Японии идет «революция Мэйдзи», Пруссия собирает немецкие княжества сначала в Северогерманский союз, а затем в Германскую империю, объединяется Италия.
И русская интеллигенция не желает ждать, когда власти начнут с ней сотрудничать.
Вот несколько пунктов из «Катехизиса революционера» Сергея Нечаева, в котором впервые в отечественной истории была заявлена программа политического террора.
«§ 1. Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией…
§ 6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение — успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть, и погубить своими руками все, что мешает ея достижению»>[20].
И это утверждал русский интеллигент!
В 1890-х годах, как и ожидал Витте, промышленное производство удвоилось — в частности, производство чугуна в три раза, суровых хлопчатобумажных тканей на 75 процентов, добыча каменного угля почти в 2,7 раза. Нефтяная промышленность вышла на международный уровень, успешно конкурируя с американской. В российскую промышленность активно вошел иностранный банковский капитал, подчеркиваем, прежде всего — французский, имевший кроме экономических интересов и геополитические.
Но несмотря на открытость экономики, промышленный рост, активно работающие финансовые механизмы, произошло торможение. К концу XIX века выявилась неприятная проблема — «перенапряжение платежных сил сельского населения». Крестьяне выдыхались, надо было что-то предпринимать, ведь на их платежеспособности держалось всё: и оплата внешних долгов, и развитие промышленности, и стабильность бюджета. Оппоненты обвинили Витте в том, что политикой индустриализации он разорил сельское хозяйство.
