Узнать про свою вторую беременность, уже Вовкой, Ираида снова бегала к столбу. Туда же приводила ее и свирепая бабья ревность, когда сорока на хвосте приносила, что Степа Звягин приударяет за очередной машинисткой в колхозной конторе. Теперь уже и колхозов не было, и местной МТС не стало, и Степан Зиновьевич Звягин давно переквалифицировался в работника местной телефонной станции, а Ираида все равно время от времени к столбу прибегала.
Умоется, глаза закроет и читает про себя Богородицу, а потом приговаривает: «Матушка, Заступница, Пресвятая Богородица, беду отведи, соперницу со двора моего проводи. Сохрани семью мою, Матерь Божья. Отныне. Навеки. И во веки веков. Аминь». Молитву эту Ираида Семеновна придумала сама, а потом даже впрок, для дочери, для Ольги, на тетрадном листке записала и положила в шкатулку с документами. В чудодейственную силу этой молитвы Ираида верила истово во многом и потому, что любимый Степа вот уж лет двадцать со двора – ни ногой. Разве только к мужикам. Но бедное сердце все равно ныло и беду чуяло, но у заповедного столба почему-то успокаивалось и после омовения начинало биться ровно, а так все больше прыгало.
Вот и сейчас, глядя вслед направившемуся к рукомойнику мужу, Ираида с трудом сдерживала сердцебиение и на всякий случай зажмуривала глаза, чтобы счастье свое не спугнуть. Сквозь сомкнутые веки мужнина спина распадалась на множество разноцветных лучиков, а рукомойник на солнце блестел серебряной каплей.
– Ираида! Ираида! Ты слышишь меня?
– А? – встрепенулась женщина от голоса свекрови.
– Ты слышишь меня или нет? – начала раздражаться Полина Михайловна.
– Да слышу, конечно, слышу, – заторопилась с ответом зачарованная Ираида. – Чего ж мне, мама, вас не слышать?
– Ну тебя, Ира, право слово. Ты как провалилась куда-то. К детям-то пустишь?
– Не пущу, мама, не сердитесь, – посуровела лицом Ираида.
– А что случилось-то?
– Вовку Трифон ущипнул – Ольга недоглядела, а все потому, что сама к гусям в загон лазила.
– Эка беда, подумаешь, – протянула свекровь. – Ну ущипнул и ущипнул.
– Да ладно бы, мама, ущипнул. Вовка Ольге лицо камнем раскровенил, она его испинала. Вот ведь по земле валялся.
– Так уж и испинала? – лукаво протянула Полина Михайловна.
– Так и испинала.
– Значит, не зря наказаны?
– Ой, мама, не зря, – отвечала Ираида, а сама так и косилась в мужнюю сторону.
– Поговорить хоть можно?
– Да говорите, сколько хотите, только из бани не выпущу.
Свекровь настаивать не стала, а со всей своей статью двинулась по дорожке к бане, укрывая от солнца лицо козырьком ладони. Что-что, а за красотой своей Полина Михайловна следила. Ни в огороде, ни в поле лица не открывала, только глаза поблескивали сквозь тонкую щелочку белого платка. Руки мазала кремом, отчего от них пахло тонко и вкусно. Во всяком случае, первоклашкам так казалось, когда Полина Михайловна вкладывала им ручку в руки и складывала пальчики щепотью.
