– Ма-а-ама! – радостно заорал мальчик. – Ма-а-ама! Ты не уехала.
– Куда же я уеду-то, сыночка? Куда я от тебя уеду, мой родненький? – Ираида заразилась Вовкиными эмоциями. – Давай мама тебя обнимет. Моего мальчика. Ангел мой! Солнышко мое!
От такого напора материнский любви оторопела не только Ольга, но и сам Вовик. Обретя мать заново, он успокоился и разом устал от этих «телячьих нежностей».
– Ты зачем уехала? – строго спросил он не оправдавшую надежд мамашу.
– Куда, сыночка? – размазывая слезы по лицу, уточнила Ираида.
– Олька сказала… – в который раз сдал сестру Вовик.
– Ах, Ольга сказала… – поднялась с колен Ираида Семеновна.
Вовка, не глядя на мать, кивнул головой, а потом что есть силы заорал по направлению к дому:
– Де-еда! Во-о-ва при-и-ше-ол!
Ираида подскочила, как ошпаренная, и дернула сына за руку:
– Не ори! Нету деда!
– Уехал? – полюбопытствовал мальчик.
– Уехал. Уехал твой дедушка, – запричитала женщина.
– Куда? – продолжал допрос Вова.
– Совсем уехал, – не зная, что ответить, продолжала скулить Ираида.
В это время к дому старших Звягиных подъехал небольшой грузовичок, из кабины которого выскочил Степан. В кузове сидело еще двое. Откинув борт, один спрыгнул на землю, а другой крикнул ему: «Держи!» Степан бросился ему помогать, подали обитую красным сатином крышку гроба. Мужик обхватил ее своими огромными ручищами, потянул на себя и бросил Звягину:
– Не надо, я сам.
Крышку прислонили к забору, а к машине направилось несколько мужчин, прежде чего-то ожидающих во дворе. Приняли гроб – большой и основательный. Несли тяжело, перед калиткой опустили. Подождали какое-то время, потом внесли.
В толпе прошелестело:
– Чего через калитку-то? Неужто через ворота нельзя?
– Из ворот выносить будут… – раздался голос Марьи Косых. – А в дом человек через калитку входит, – не переставала она поучать собравшихся.
Вова, внимательно наблюдающий за происходящим, выглядел очень заинтересованным. В силу своего небольшого возраста он никогда раньше не видел ни гроба, ни похорон и, как все дети, верил в то, что будет жить вечно. Другое дело – Ольга. При виде гроба ее мелко затрясло, и она придвинулась к матери. Та зашипела ей в ухо:
– Ты зачем его привела-то, доча? Я ж сказала – дома сиди.
Видя, что Ольга не реагирует на ее слова, внимательно посмотрела на дочь. Девочка побледнела настолько, что даже злополучное пятно поменяло свой цвет с багрово-синего на бледно-фиолетовый. Лицезрение родовой отметины напомнило Ираиде Семеновне о Зиновии Петровиче, и она бездумно обронила:
