– Не ожидала я этого от тебя, Вера, – обиделась Евгения Николаевна и закусила почти и так исчезнувшую с лица верхнюю губу.
– Я от тебя тоже, – буркнула старшая дочь и перехватила внимательный взгляд прильнувшей к материнскому плечу Ники. Похоже, ту обуревали сомнения. С одной стороны, тридцатисемилетняя женщина целиком и полностью разделяла возмущение сестры. С другой – жалела, как она считала, обиженную жизнью мать.
– Хватит, Вера, – попросила она сестру и показала глазами на Евгению Николаевну. – Все и так всем ясно. Давайте просто помолчим, посмотрим на папу. Вон он какой лежит: красивый, словно улыбается… Видишь?
– Вижу, – коротко ответила Вера и посмотрела на отцовское лицо, а вместе с ней – и все присутствующие.
– Охо-хо-хо, – заголосила встрепенувшаяся Кира Павловна, словно вспомнила, по какому поводу собрались здесь, у деревянного ящика.
– Да уж… – заплакал Вовчик и снова начал рыться в карманах в поисках исчезнувшего в очередной раз носового платка.
– Пойду насчет автобуса позвоню, – с выражением особой значимости произнес Лев Викентьевич и посмотрел на старшую дочь Вильского. Без сомнения, с каждой минутой она казалась старому ловеласу все более и более соблазнительной. – Можно тебя на минуточку?
– Нет, Лева, – ответила за внучку Кира Павловна, рыдания которой прекратились в одно мгновение. – Пусть Верочка здесь посидит, с Женей.
Вера пропустила замечание бабки мимо ушей и вышла из комнаты вслед за Левчиком.
– Вся в отца, – недовольно проворчала Кира Павловна и подозвала к себе Нику. – Если я умру, – заговорщицки прошептала она младшей внучке, – мое кольцо с рубином твое.
Желания стать обладательницей купеческого кольца с безвкусно выпирающим красным камнем у Ники и близко не было, поэтому она сразу же внесла в бабкино завещание коррективы:
– Ты мне лучше, бабуль, самовар свой отдай. Серебряный.
– Он не серебряный, – выдала тайну Евгения Николаевна, оставшаяся на диване в гордом одиночестве.
– Зато польский. – Кира Павловна вступила в бой за репутацию самовара.
– Отдай мне его, бабулечка, – со слезой в голосе заканючила Ника, как две капли воды, в отличие от старшей сестры, похожая на мать. – Папе было бы приятно. Он же не жадный был.
– Скажешь тоже, не жадный! – подала голос Евгения Николаевна.
– Конечно, не жадный! – отмахнулась от матери Ника.
– Много ты знаешь! – усмехнулась Евгения Николаевна. – Для кого-то, может, и не жадный, а для вас с Верой…
– Мама! – шикнула на нее из коридора старшая дочь и снова повернулась к Льву Викентьевичу.
