— Приведи, пожалуйста, какой-нибудь пример, — выдавил я из себя. — Чтобы яснее было, — покраснев, я украдкой посмотрел на Альку. Ну кто поймет этих женщин? Она смотрела на меня с благодарностью.
И тут Костя для чего-то начал пересказывать содержание и так хорошо нам известного фильма «Василиса Прекрасная». Я кивал головой в такт речи, пока он неожиданно меня не спросил:
— Как ты думаешь, Змеи-Горынычи когда-нибудь водились на свете?
Я фыркнул. Нашел, мол, ребенка.
— Только в сказках.
— Сказка ложь, да в ней намек, — хитро посмотрел на меня Костя. — А кого в этом фильме, да и вообще в русских сказках олицетворяет Змей-Горыныч и прочая нечисть?
— Завоевателей, — неуверенно сказал я.
— Правильно мыслишь. А Иван — крестьянский сын — это собирательный сказочный образ русского человека-пахаря и воина-богатыря, готового постоять за Матушку Русь в лихую годину. И если мы допустим, что Змей-Горыныч — это образное решение татаро-монгольского нашествия, то их битва с Иваном — крестьянским сыном — это образное решение Куликовской битвы. Вроде бы сказочка: змей, богатырь, баба-яга, а на самом деле за каждым героем — определенный образ. А вот как этот образ создается — это уж дело режиссера с артистом. Понятно?
Все это было пока очень сложно для меня, но в целом я понял, что хотел сказать Костя. Я ведь тоже создаю образ веселого, беспечного человека, когда несу домой в дневнике очередную двойку по алгебре и на душе у меня скребут кошки. Я поспешно закивал головой. У меня к Косте было еще одно, более важное дело. Мне хотелось попросить его, чтобы он решил меня в образе принца, хоть в турецком стиле. В своем желании, как сразу выяснилось, я оказался не одинок.
— Ну, они — понятно, — выслушав, сказал Костя, — но ты бы, Серёжа, мог сыграть превосходного Бармалея. Ведь Бармалей — импульс, порыв, никогда заранее нельзя предсказать, как он поступит. Это в твоем ключе, ты сумеешь сделать своего героя смешным и разнесешь в пух и прах его отрицательное обаяние. Принц слишком трафаретен, слишком традиционен для тебя. В роли принца ты будешь просто нелеп.
Я хотел быть принцем, пусть даже нелепым.
— Хорошо, — после некоторого раздумья согласился Костя, — устроим еще один конкурс. Чем черт не шутит. В конце концов в каждом из нас должен сидеть принц, иначе Золушкам не для кого будет терять башмачки. К следующей репетиции вся сильная половина должна выучить стихотворение о любви и прочитать его вслух для меня и будущей дамы сердца. Ее мнение тоже будет учитываться. Не хочу оказывать на вас давление, но лучше всего в этом вопросе разбирались классики: Пушкин, Лермонтов, Есенин. Дерзайте!
