Когда-то мои мечты не заходили дальше того, чтобы спокойно прожить хотя бы один день. Без издевательств и истязаний, без грубых окриков и унизительных взглядов похотливых самок, покупавших меня у немца. Конечно, если не считать таковой безумную идею убить Доктора собственными руками. Дьявол! Я распланировал до мельчайших подробностей, как это произойдёт. Сидя в той проклятой камере, глядя исподлобья на бледного ублюдка, который подготавливал свои пыточные инструменты, я представлял, как в мое горло потечёт его тёплая кровь, когда я вгрызусь ему в глотку. Окажется ли мясо Эйбеля жёстким на вкус? И я всё больше понимал, что даже если оно будет отдавать резиной…Даже если его невозможно будет проглотить…Я буду жевать его грёбаное сердце с удовольствием, смакуя вкус, подыхая от острого наслаждения. Ненависть — самая лучшая специя ко всем блюдам мести!
Доктор любил проводить опыты не только над телами своих пленников, но и над их психикой, вспарывая души острыми, как лезвия, экспериментами. По его приказу, в клетку к голодным пленникам кидали куски слегка протухшей мертвечины, и уходили, оставляя надолго одних. Таким образом они проверяли силу воли, стойкость психики и какие-то только им одним известные параметры. Уже через некоторое время из соседних клеток, отделенных стенами, начинало доноситься громкое чавканье, и я брезгливо морщился, понимая, что кто-то всё же сломался. И неудивительно — ведь перед началом этого чудовищного эксперимента в подвалы более двух суток не спускали никакой еды. Хотя, стоит заметить, что те, кто прогибались первыми, проживали намного дольше свои никчёмные жизни, чем те, кто стоял до последнего, с презрительной ухмылкой на губах…и сдавался дикому голоду, когда сил терпеть боль и жажду уже не оставалось, они жадно кидались на уже почерневшее мясо…Такие умирали первыми. И вот этих мне всегда было жаль. Персонал небрежно, порой со скабрезными шутками и противным смехом, режущим по ушам, обсуждал смерть того или иного подопытного от отравления испорченным, токсичным мясом, а я, лёжа на полу, скрючившись от жуткой боли голода, охватившей всё тело, въевшейся в каждую клеточку, пытался заставить себя подползти к трупу, от которого смердело за километры, и сожрать хотя бы кусочек. Чтобы наконец прекратить все мучения и сдохнуть к чертям собачьим! Пытался… и не мог. Потому что в голодном угаре мне вдруг представлялось, что это тело Доктора передо мной, как напоминание о том, почему я не должен приближаться к нему. Почему должен стиснуть зубы и терпеть эту агонию. Для того чтобы когда-нибудь я все же смог увидеть именно его разлагающийся труп, и это стоило мучений.
