На лестнице, ведущей к дому, он нос к носу столкнулся с полицейским и спросил, здесь ли живет пан Сыровы.
Полицейский ответил: — Ну, здесь, а что вам от него надо?
Тесть измерил его взглядом, раздумывая, осадить грубияна или не стоит? Вслух он произнес: — Пан Сыровы — мой зять.
— А-а-а, — возликовал полицейский, — так вы изволите быть его тестем? — Узнав, кто это, и отметив, что у тестя пенсне на золотой цепочке и в золотой оправе, он рассудил, что перед ним человек из зажиточного сословия. И ему тоже захотелось не ударить в грязь лицом.
Возле них вдруг оказался со свертком под мышкой какой-то подросток, который хотел было прошмыгнуть в дверь.
— Куда? — строго остановил его полицейский.
— Здесь проживает пан Каверзный? — спросил подросток хриплым голосом. — Если он здесь, ему нужно прийти к пану Нестоящему.
Полицейский, чувствуя на себе взгляд тестя, выпятил грудь и гаркнул: — А ну, марш отсюда! Нет здесь никакого Каверзного. Это вилла сержанта Фактора. Я сержант Фактор. Это моя вилла и мой сад. Если я увижу тебя здесь еще раз, схвачу за шиворот и спущу с лестницы. Катись отсюда, шпана, не то я тебя проучу!
Подросток перепугался и с видом побитой собаки поспешно ушел.
— Еще не хватает, — обернулся полицейский к тестю, — чтобы здесь шаталась всякая шантрапа. Я, сударь, человек строгий, с преступниками не церемонюсь. Жильцы находятся под моей охраной. Здесь они в безопасности, как в тюрьме. Любого отважу!..
Полицейский оскалил зубы и затопал ногами. Он был доволен своим монологом.
3
— А хозяин у вас решительный, — сказал тесть дочери, — он очень строг. Преступника и на порог не пустит, что я весьма одобряю. Мать обрадуется, когда я ей сообщу, что вы в надежных руках. Тут она вам кое-что посылает из еды.
— Ура! — воскликнула дочь, со знанием дела рассматривая гусиные потроха. — Я как раз ломала голову, что приготовить завтра.
— Заботимся о вас, делаем, что можем, — сказал тесть. — Вы за нами как за каменной стеной. Вам же не следует забывать, что ваш долг — относиться к нам с почтением. Вчера меня опять замучила изжога. Я думаю, — тут он таинственно понизил голос, — что у меня высохли внутренности. Мне бы надо смазать желудок. Я справлялся об этом у врача. Говорю: «У меня в боку колет. Что бы это значило?» «Пустяки, — сказал доктор, — пройдет». И прописал мне капли. Мне кажется, он ничего не понимает. Будь у меня деньги, я бы поехал к какому-нибудь светиле за границу. А так приходится погибать из-за бедности… А, Индржих пришел. Ты уже из присутствия, из присутствия? Что новенького?
