Однако к следующей пятнице ей полегчало. Сесил в письме к сэру Томасу Смиту называл ее «ослабленной, но в добром здравии» и добавлял: «Ее болезнь нас сильно напугала». Он благодарил Бога за то, что тот послал им «серьезное предостережение посредством ее болезни» и они «получили утешение благодаря ее выздоровлению».
[392] Мария Стюарт также желала Елизавете скорейшего выздоровления и писала, что «она с каждым днем мне ближе, чем раньше, и я уверена, что ее жизнь и общение с ней, на которое я надеюсь, будут более достойны меня, чем все ее королевство по ее смерти, если она расположена будет оставить его мне».
[393] Но недоверие все больше расширяло брешь между ними; Елизавета разглядела в словах Марии нечто зловещее и считала, что королева Шотландии «ждет ее смерти и вся ее доброта притворна… все ради того, чтобы получить королевство!».
[394] Сесил уже получил из Шотландии сообщения, что Мария намерена вступить в брак с Генри Стюартом, лордом Дарнли.
[395]Рождество прошло безрадостно. Хотя Елизавета находилась вне опасности, она в течение всех праздников страдала от «тяжелого катара» и лихорадки. По словам Гусмана де Сильвы, видевшего королеву накануне Рождества, Елизавета «жаловалась на боль в желудке и во всем теле». Она по многу часов отдыхала в своей темной и душной опочивальне, за ней ухаживали камер-фрейлины, в том числе Кэт Эшли, Бланш, Дороти Стаффорд и Кэтрин Ноллис, вернувшаяся ко двору после смерти новорожденного сына Дадли. Мэри Сидни в то время еще не оправилась после рождения пятого ребенка и оставалась в Пенсхерст-Плейс.[396] В дни болезней королевы и, помимо того, регулярно раз в месяц аптекарь королевы Джон Хемингуэй снабжал ее и ее фрейлин разными пилюлями, лосьонами и благовониями. Хемингуэй всегда записывал, что и в каком количестве он посылает во внутренние покои. Судя по всему, роль «семейного врача» в опочивальне исполняла Кэт Эшли; ее регулярно снабжали цветками ромашки, розовыми листьями, розовым маслом и уксусом. Кроме того, она регулярно заказывала в дополнение к «обычным пилюлям» лосьоны, пластырь с оксикроцином, порошки от болей в груди и венецианскую живицу.
В первом полугодии 1564 г., судя по сохранившимся записям, Джон Хемингуэй поставил камер-фрейлинам 2 фунта порошка фиалкового корня (его получали из корня ирисов). Его жгли в виде благовония, окуривали им комнату.[397]
Кроме того, Елизавета и ее дамы часто пользовались ароматическими шариками и жгли во внутренних покоях можжевельник и пряные травы. Бензойной смолой, розовой водой и стираксом душили богато расшитые платья королевы. Все знали, что королева весьма щепетильна в вопросах чистоты, а неприятные запахи представляли постоянную проблему, особенно учитывая, что в покоях королевы также содержались многочисленные животные, в том числе карликовый спаниель, любимец королевы, обезьянка, кот, который ловил мышей, бывших во дворцах настоящим бедствием, и попугай.
