Переговоры с французской стороной возобновились, и к марту Екатерина Медичи написала Фенелону, что ее сын передумал и теперь «всей душой жаждет этого союза». Король Карл отправил в Англию своего посланника де Фуа; переговоры продолжались весной и летом 1571 г. Хотя Елизавета, по словам ближайших ее советников, «была более склонна к браку, чем до тех пор», религия по-прежнему оставалась камнем преткновения. Хотя королева дала понять, что Анжу придется приспосабливаться к законам ее страны, французы неуклонно требовали, чтобы Анжу и его слуги могли «свободно» исповедовать свою веру.[589] Как писал Уолсингем, потребность в таком союзе оказалась так велика, что все оговорки можно было оспорить: «Когда я задумываюсь о положении ее величества, и дома, и за границей… о том, как она подвержена иноземной угрозе, которая отпадет лишь в случае этого брака, я не представляю, что будет с ней, если дело расстроится».[590]
9 июля французский посол с радостью передавал Екатерине Медичи слова, сказанные королевой одной из ее фрейлин, когда они были наедине. Елизавета «по собственной воле говорила о герцоге» и дала понять, что, несмотря на ее сомнения из-за разницы в возрасте и религии, она «решилась на брак». Естественно, Елизавета обращалась к своим камер-фрейлинам за советом и поддержкой; особенно она боялась, что Анжу будет презирать ее, если окажется, что она не способна к деторождению.
Королева попросила Элизабет Файнс де Клинтон, графиню Линкольн, и леди Фрэнсис Кобэм – «двух самых верных своих приближенных», которым «она доверяла» больше, чем остальным, «свободно высказать ей» их мнение о браке. Леди Кобэм сказала, что «счастливейшими всегда являются браки, когда супруги ровесники или приблизительно одного возраста, в ее же случае положение неравное»; однако она выражала надежду: «раз Богу было угодно, чтобы она была старше», то и герцог «удовольствуется другими ее достоинствами». Леди Клинтон, которая знала Елизавету с детства и понимала, как важно ее успокоить, благоприятно отзывалась об Анжу, «чья юность, – по ее словам, – не должна наполнять вас страхом, ибо он добродетелен, и вашему величеству легче будет угодить ему, чем любой другой правительнице на свете».[591] Елизавета обещала «излить на принца всю свою любовь… любить и почитать его как своего господина и мужа» и выразила надежду, что этого ему будет довольно.
И все же ее не покидали сомнения. Получив портрет Анжу, Елизавета снова забеспокоилась из-за «разницы в возрасте между ней и герцогом». Учитывая «время жизни», ей «должно быть стыдно» выходить замуж за столь молодого человека.
