Черт-те что, или Праздник первого зуба | страница 29

Неделя за неделей скатывались в центр земли, а наш Бамбуль всё качал и качал зуб. Он забыл свою мечту о подушке, нелюбовь к камням-подголовышам и страх перед купанием в сере, его давно не интересовало, какова на вкус печёная картошка, и не мучили воспоминания об утонувшем чёрте — все эти заботы и печали оставили его. Люди с их необъяснимыми повадками ни секунды не занимали его мыслей. Пусть себе живут как хотят: спят на подушках, играют в бесполезные яркие мячики и питаются погребятами, пусть тешатся чем хотят, а у Бамбуля своя беда — зуб не выпадает, и по сравнению с этим всё, что творится снаружи и внутри земли, — чепуха на крысином сале.

Потому как этот дурацкий заколдованный зуб, болевший, шатавшийся, но не выпадавший, мешал Бамбулю не только жить, но и есть. Он ничего не мог взять в рот: ни погрызть солёных камушков, ни пощёлкать горелых корешков, ни угля пожевать. Не говоря уж о палёных летучих мышах или крысах в панировке. Живот подвело от голода, изо рта пахло тухлятиной, язык пересох и стал шершавым, как старая потрескавшаяся кожа. С утра до вечера во рту у Бамбуля было пусто. А тут ещё гоффлокки на зиму глядя стали пробивать себе ходы поближе к пламени, и их жалостные, горестные вопли доносились откуда-то снизу вперемежку с хрустом и треском падающих стен.

Бамбуль стоял перед мутным, в пятнах, слюдяным зеркалом. Оттуда на него смотрела перекошенная рожа: рот, растянутый как перевёрнутая буква «с». Из него торчит вперёд и вкривь зуб. Дурацкий, противный зуб. Нет, точно на Бамбуля порчу навели: или погребёнок, или тролль, или злыдни. Вредины бессовестные.

Наконец Бамбуль сдался и поплёлся к папаше Бабадуру. Тот вылизывал языком едальный камень. Бамбуль встал рядом, разинул рот и выдвинул вперёд челюсть.

— Это что-то непонятное, — сказал папа, глядя на зуб, торчащий выше других. — Странно. — Папа ещё раз посмотрел на зуб. И слева посмотрел, и справа. Потом схватил его большим и указательным пальцами. И потянул.

— Ой-ёй-ёй! — запричитал Бамбуль, но папа и ухом не повёл. Только сильнее вцепился в зуб и утроил рвение.

Теперь он тянул по-настоящему. Потом ещё сильнее. Потом изо всех сил. На потных руках выступили большие, узловатые вены, шея побагровела. Папа облизнул пот вокруг рта острым зелёным языком и решительно дёрнул зуб.

— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! — вопил Бамбуль.

Но зуб сидел как сидел, разве что чуть подался вперёд — вверх и вкось.

— Ххххм… — сказал папа Бабадур и хмуро выдохнул через нос, отчего с потолка посыпался песок и камешки. — Похоже, зуб заколдован. — Он мрачно вытер руки о бока.