– Госпожа, вы пробыли без сознания почти двое суток, – оправдывающимся тоном сказал Алоиз.
– Ах, да… А, впрочем, ладно. Позови инспектора Суона.
– Не позову, – вновь твёрдо, с обидой в голосе отозвался Алоиз, – пока доктор Феотокис не позволит, я никого к вам не пущу!
Положение спас сам доктор Феотокис, небольшой, совершенно круглый и сиятельно-лысый человечек, ловко вкатившийся в дверь, открытую горничной, и моментально оказавшийся около тёмной шёлковой постели. Заговорил Феотокис неожиданно густым, сочным басом, гулко зарокотавшим по углам спальни.
– Пришли в себя, мисс Ива, порадовали старика… А то изволили тут лежать, такая бледная, бредить…
Ива с недоумением посмотрела на Алоиза – ей трудно было приподнять бровь в обычной гримасе сдержанного изумления, но даже намёка было достаточно.
– А-а-а… э-э-э… – замялся Алоиз, словно его обвинили в каком-то постыдном проступке. – Ничего не было понятно: вы, мисс Ива, изволили говорить на незнакомом мне языке…
Доктор быстро и деловито осмотрел пациентку, потрогал её перевязанную голову, как реставратор ощупывает хрупкую головку восхитительной статуи, только что найденной, и остался удовлетворён.
– Недурно. Совсем недурно. Но вставать никак нельзя, неделя строгого постельного режима, покой, вот – цветочки, хорошее питание и тишина. Мисс Ива, не расстраивайте меня… Я навещу вас завтра в это же время, и рассчитываю на лучший пульс.
В приёмной доктор ненадолго задержался – там его поджидал Суон, они коротко переговорили, и Феотокис вышел на улицу.
– Ну? Теперь зови Суона, – сказала Ива, как только дверь закрылась за доктором.
– Мисс Ива…
– Алоиз. Срочно пригласи ко мне инспектора Суона. И мистера Флитгейла, как только он появится.
Суон несколько оробел, получив приглашение подняться в спальню, но, когда Алоиз открыл перед ним дверь, и инспектор ступил за порог этой уединённой комнаты, он был готов поклясться, что менее всего это похоже на спальню молодой леди, какой он себе её представлял. Кровать, против обыкновения, задвинутая в дальний угол, была похожа на роскошный восточный диван: тёмная, с бельём благородного красного цвета, с обилием подушек и полупрозрачным балдахином из тёмной тюли. К постели был придвинут марокканский резной столик, на котором стояла тяжёлая бронзовая лампа и лежали письма. В другом углу, у окна, где было бы самое место туалетному столику, стояло старинное бюро и удобное лёгкое креслице, этажерка с книгами и большая напольная ваза тяжёлой керамики, нарядно расписанная арабской вязью. Туалетный столик с фарфоровым табуретом и умывальник, закрытый фарфоровой крышкой, стояли справа от входа, спрятанные за двустворчатой ширмой. Теперь даже на крышке умывальника стоял простой эмалированный кувшин, из которого немного хищно выползала приоткрывшая алый ротик орхидея.
