– Послушайте, Урусов, давайте начистоту. Мы ведь оба замешаны в этом деле. Старший инспектор Суон подозревает и вас, и меня, и всех, кто был в тот вечер у Бёрлингтонов. Убийство Фицгилберта не шутка. А мы с вами умные, здравомыслящие люди. Оставим в стороне вопросы спиритизма, поговорим о деле. Я предлагаю вам своего рода союз.
Князь посмотрел на Брюстера с изумлением, полковник ухмыльнулся в ответ.
– Удивлены?
Урусов смерил полковника взглядом, полным презрения, и ничего не ответил.
– Ну, хорошо, князь, а инспектор спрашивал вас о браслете певички? – не обращая внимания на холодное презрение Урусова, заговорщицким тоном спросил Брюстер.
– Это полная ерунда, не вижу никакой связи между браслетом мадам фон Мюкк, мною и убийством барона, – с едва сдерживаемой неприязнью в голосе отчеканил Урусов.
– А знаете ли, почему я пришёл сюда, чтобы найти вас и предложить вам такой союз? А что, если я вам скажу, что знаю, кто убил барона Фицгилберта? И даже знаю, что случилось с браслетом мадам Мелисанды? – спросил Брюстер и торжествующе посмотрел на русского князя.
– Меня не интересует эта история, сэр, – перебил его Урусов, откладывая журнал, – вы зря теряете время. Меня совершенно не интересуют драгоценности мадам фон Мюкк, как и она сама, и я прошу оставить меня.
Брюстер всё также смотрел на князя, не трогаясь с места. Князь выдержал напряжённую паузу, затем поднялся и быстро вышел из читального зала.
Глава 7. «Храните терпение»
Наконец-то Ива получила телеграмму, в которой Гай Флитгейл сообщал с континента о том, что прибывает на вокзал Виктория воскресным поездом. По этому случаю мисс Ива назначила обед, к которому предполагались Флитгейл и Суон. Алоиз озадачился меню, которое должно было удовлетворить голодного джентльмена, лишённого приемлемой кухни на протяжении долгих месяцев. Ива сочла случай подходящим для покупки нового тюрбана: из Турции она привезла несколько прекрасных эмалей стамбульской работы, и ей показалось, что бледно-травянистый шёлк будет хорош к этим зелёным брошам.
В любом случае, ей хотелось пройтись и подумать обо всём, что случилось на этой неделе. Вернуться к мыслям о сиюминутном теперь было мучительно трудно – телеграмма Гая напомнила ей жаркие холмы Газиантепа, белёсые пейзажи с чахлой зеленью, мутные колодцы, прозрачные, хрупкие утренние часы свежести, торговый шум, строгие платья турчанок и яркие одежды курдских женщин.
Она поднималась из раскопанных ям, оглушённая голосами прошлого, наполненная их невнятным лепетом, из которого исподволь складывалось многоголосье простых древних мудростей. Она много молчала вечерами, кутаясь в турецкую накидку и глядя на тонкий профиль Флитгейла, склонившегося над картами и планами. Масляная лампа отбрасывала колеблющиеся тени, за спиной Гая сгущался любопытный, одушевлённый мрак, кто-то незримо водил рукой учёного по бумаге, не то – древний хранитель тайн, не то – ангел-хранитель. И Ива тихо выходила из палатки и смотрела на звёзды. За лагерем, у костров, хрипели верблюды и тихо переговаривались местные работники, эти звуки были вневременны, они сливались с шёпотом древности, и ведунья тихо повторяла едва различимые слова, складывавшиеся из отдельных вздохов ветра, всхлипов орехового мея
