Чтобы к этому больше не возвращаться, полез я в рюкзак, достал подарок, который вчера не спешил отдавать. В картонном пакете упакованы были снимки и номер журнала «Советское фото» с рассказом о том, как не просто было тут с фотокамерой. Рассчитывал так, увидят карточки и поймут: ничего страшного! И можно будет тогда их как следует поснимать. Отдельно и очень старательно, с негатива геологов напечатал я снимки умерших: Натальи, Дмитрия и Савина. Показываю фотографии одну за другой. И вижу на лицах Агафьи и старика великое замешательство — не знают, как быть.
С одной стороны — дорогие близкие лица, с другой — богопротивное дело — лик на бумаге. Чувствую, путь к фотосъемке это дарение мне не открыло. Аккуратно собрал все в пакет, отдал. «Ваше. Делайте что хотите». Наутро увидел пакет завернутым в бересту. И где же? Все там же, в дровах под навесом.
А вот потрепанную «Псалтырь», присланную мне какой-то старушкой с просьбою «Лыковым, прямо в руки», старик и Агафья сейчас же понесли в хижину и битый час у свечи читали, сличали со своей «истинно христианской» «Псалтырью», и нашли, что книга «испоганена никонианством».
— Много, я вижу, расплодилось никониан, — философски заметил Карп Осипович во время спокойной беседы, — много…
Чувствовалось, в ряды никониан относит он также и нас с Ерофеем. Николая Николаевича, представленного ему «начальником над лесами», геологов, вертолетчиков, всех, кого знал…
— Идейно крепок, — пошутил Ерофей у костра, вспоминая эту беседу. — Вы, мол, пишите и говорите, а наше дело с Агафьей картошку сажать да молиться двумя перстами…
— Карп Осипович, вот вы говорите: «никониане, никониане…» А ведь люди-то не дурные, помогают, добра вот всякого понаслали…
— Едак, едак, — поспешно, искренне согласился старик. — Сердцем не очерствели. Нас, грешных, жалеючи, много всего прислали, без меры много.
Хижина Лыковых похожа была в это лето на некий таежный перевалочный пункт. Казалось, вот-вот нагрянет сюда трудовая артель, возьмет молотки, топоры, лопаты, гвозди, рубанки, куртки, плащи, сапоги и возьмется тут за работу. Навес у избы буквально забит был подарками, пришедшими с адресом: «Абаза, Ерофею, для Лыковых». Ерофей все сюда добросовестно переправил, даже керосиновую лампу, даже ожерелье из янтаря (тоже хранилось в дровах).
— А это це же такое? Забава или нужное це? — спросила Агафья, вынув из берестяного хлама вишневого цвета зонтик.
Я показал, как этот прибор открывать, рассказал, для чего он может годиться. Взяв в руки зонтик, Агафья весело захихикала, вполне понимая, что выглядит с этой штукой «из мира» очень забавно…
