Мадемуазель Шанель | страница 2



— Вот ты, — обращаюсь я к темноволосой девушке, которая чем-то неуловимым напоминает меня в молодости, — слишком много нацепила браслетов. Убери хотя бы один.

Ее щеки вспыхивают, но она послушно исполняет мою просьбу, а я словно слышу шепот моего любимого Боя: «Помни, Коко, ты всего лишь женщина».

А я частенько забываю об этом. Я всего лишь женщина, которая постоянно должна заново открывать саму себя, для которой это вопрос жизни и смерти.

Я ловлю свое отражение в зеркале: смуглая кожа, накрашенные ярко-красной помадой губы, густые брови, золотисто-карие сияющие глаза, угловатая фигура в отделанном тесьмой розовом костюме. Гладкой кожи юности нет и в помине. Руки унизаны дорогими кольцами, но сморщены, узловаты и грубы, как у камнетеса, изуродованы тысячами иголочных уколов — это руки овернской крестьянки, которой я, сирота, мечтательница и прожектерка, до сих пор себя чувствую в душе. Мои руки недвусмысленно говорят всем, кто я такая. Глядя на них, можно догадаться о борьбе, которая не прекращалась ни на минуту и в результате которой прежняя робкая девочка превратилась в легенду; я сама ее создала, тем самым спрятав от постороннего взгляда свою истинную душу.

Так кто же такая Коко Шанель?

* * *

— Allez![1] — громким голосом командую я.

Манекенщицы выстраиваются вдоль лестницы до самого салона. Я уже столько раз проделывала этот ритуал, в последнюю минуту расправляя одной девушке рукав, поправляя другой шляпку, разглаживая кому-нибудь из них воротничок. Даю отмашку, девушки идут вперед, а сама я отступаю. Не хочу появляться перед публикой, пока не стихнут аплодисменты… Если они вообще прозвучат.

Теперь, когда прошло столько времени, я ни в чем не уверена.

Я сижу, прижав коленки к груди, с сигаретами в боковом кармане, притаилась на самом верху обрамленной огромными зеркалами лестницы; стараясь приглушить звяканье украшений, я превратилась в зрителя, невидимого и одинокого; впрочем, таковой я всегда и была.

И всматриваясь в свое туманное будущее, я оглядываюсь и в прошлое. Я приложу все силы, чтобы рассказать правду вопреки всем мифам и сплетням, которые облекают меня так же, как платье из крепдешина или костюм из твида.

Я постараюсь всегда помнить, что, несмотря на все свои победы и поражения, я была и остаюсь всего лишь женщиной.

Действие первое

Ничейная дочь

1895–1907 годы

«Начнем с того, что я была глубоко несчастлива, но нисколько не жалею об этом».

1

В тот день, когда умерла мама, я, как всегда, играла в куклы на кладбище. Это были тряпичные куклы, набитые соломой, я сама их сшила, когда была маленькой, а теперь они стали грязные и бесформенные, потому что мне уже было двенадцать лет. За все это время как я только их не называла. Теперь я звала Mesdames les Tantes,