Мы уже выпили, вино ударило в голову, но разговор почему-то все не клеится. Одна Майка усиленно ухаживает за Аркадием.
— Ты вот селедочку кушай. Или сыр.
— Ну, ладно грустить, — вмешивается Кирилл, — давайте еще по стопочке, а потом споем.
Фаридка, раскрасневшаяся, сидит рядом с Аркадием. Я понимаю, что им хочется поговорить, что мы мешаем, но как помочь сделать это — не знаю. У нас же одна комната.
Уже давно перевалило за полночь, и удивительное дело, тетя Пана не выключает свет.
— Вы все молчите, молчите, пьете и пьете, — улыбается Аркадий, — хоть бы рассказали, как жили тут без меня. Ты-то как, Кирилл?
— Я? Отлично. Поступил на работу.
— Куда?
— В стюардессы. Так что тоже теперь летчиком буду.
— Правда, Фарида? — спрашивает Аркадий.
— Да.
— А хотите, я вам песню сейчас спою? — предлагает Кирилл.
— Хотим, — за всех отвечает Аркадий.
Кирилл тянется к оттоманке, берет гитару, чуть подстраивает ее:
Улетают девочки в пилоточках
В серебристых машинах вдаль.
Ну подождите, подождите хоть немножечко.
Ведь не закончен последний вальс...
Мы еще никогда не слышали этой песни. Майка восторженно смотрит на Кирилла. Клавдия, откинувшись, слушает, полузакрыв глаза. Левая рука Аркадия на плече у Фаридки.
Кирилл поет бернесовским голосом, а над нашим домом куда-то в ночь приглушенно грохочет самолет.
...Облака еще парами кружатся,
Контрабасом поет гроза.
Улетаете вы незамужними.
А какими вернетесь назад?
Под лампочкой чуть заметно покачивается дяди-Костин «ТУ». Мне становится как-то хорошо и спокойно. Я думаю, а почему нельзя, чтобы всегда было так хорошо на душе, и люди бы не ссорились, не переживали, не влюблялись. Почему?
— Кто это сочинил такую песню? — спрашивает Аркадий.
Кирилл театрально склоняет голову.
— Исполнялась песня Кирилла Сушкова. На русском языке.
Майка хлопает в ладоши. Кирилл бросает гитару на оттоманку и разливает вино.
— А теперь есть предложение послушать рассказы военного летчика Аркадия Поспелова.
— Правда, Аркаша, расскажи, — ласково просит Фаридка.
На лице Аркадия еще ярче разгорается румянец.
— Да что там... Все хорошо, что хорошо кончается. Турбина отказала. Упал в тайгу. Катапультировался. «Миг» мой сгорел, и все в нем сгорело. Когда очнулся, помню, туман над тайгой и тишина, жуткая. Пошел. И три дня выбирался. Без еды. А все равно, думаю, дойду. Козы на меня выходили. Стрелял. Да с левой руки разве попадешь? В общем, последний патрон остался. Запасную обойму потерял. К реке выбрел под вечер. Гуси. Пара. И далеко. Не стал даже и целить. Костер запалил и до утра возле сосны просидел. Туман. Совсем ослаб. И, как на смех, в кармане десять рэ нашел. Вот бы, думаю, в магазин сейчас. А после, чудится, мы с Фаридой и вправду идем в ресторан. Музыка играет. Глаза приоткрыл, вижу, волк на меня... Шагов двадцать осталось. Тут еще костер глаза режет. Выдернул пистолет, прислонил к дереву и, уж не знаю, каким пальцем спуск двинул. Выстрелил. А когда в себя пришел, чуть не задохнулся. В рот мне что-то лили. Спирт. Откашлялся, осмотрелся — зимовье. Только не такое, как ваше, натуральное. Лежу, шубы дымом пахнут, рука перемотана. Чье-то лицо бородатое надо мной. Парень. Здоровый. Увидел, что проморгался я, и говорит мне тонким таким голоском: «Собачку-то ты мою тово, паря...» — Ну, выпьем за... — Аркадий улыбнулся, — за вас всех.
