ТУ-104 и другие | страница 2



Из валенка, обычно аккуратно подшитого, торчал розовый с желтым, будто прокуренным, ногтем палец. На осунувшихся щеках свалялась многодневная бурая щетина. Дядя Костя как-то безвольно поманил меня. От дворника исходил тяжелый запах чеснока и водки, голубенькие глазки его были мутны, и до самых губ вычертились светлые неровные полоски.

— Вы почему плачете, дядя Костя?

Дворник замотал головой, замычал грустно и показал на карман заношенного ватника. Я не поняла, и дядя Костя опять похлопал ладонью по карману.

— Что там?

Я сунула руку в карман. Письмо! Конверт засаленный. Дядя Костя мотнул головой: мол, смотри.

Снег ложился на грязную, плотно исписанную страницу.

«Дорогой Константин Адамович!

Пишут Вам строители Нижне-Кузьминского прокатного стана 605. Бригада Ивана Кузьмича Синицына. Мы трудимся хорошо. Наша бригада трубокладов-верхолазов на стройке знаменитая. И Ваш сын, Константин Адамович, Виктор тоже незаменимый наш товарищ. Он...»

Я оторвалась от письма и удивленно посмотрела на дворника. У дяди Кости есть сын!

«...Ваш Виктор героически трудился вместе с нами на сооружении самой высокой трубы. Она высотой 120 метров. У Виктора есть девушка. Ее зовут Маша. Она работает у нас в бригаде лебедчицей. Скоро мы должны отпраздновать их свадьбу. Так что не волнуйтесь. Все хорошо. Недавно мы работали на трубе. Было холодно. И вот случайно обрушилась решетовка — площадка, на которой мы стоим, когда кладем кирпич. Виктор сорвался и бригадир Иван Кузьмич...»

Мне вдруг стало очень холодно.

— Дядя Костя, пойдемте в дом к нам?

Я встала и показала пальцем на себя и на окна.

— Пойдемте...

Дядя Костя понял, тяжело оторвался от скамейки и так же тяжело и покорно пошел за мной.

В зимовье я заставила дядю Костю раздеться, растопила печь, поставила чайник. Дворник в толстых ватных брюках и расстегнутой грязной ковбойке ссутулился над столом. Я присела рядом и снова принялась читать.

«...и бригадир Иван Кузьмич. Они живы. Судьба у них, значит, оказалась счастливая. Случайно повисли на арматурных прутах. Так что все хорошо. Но вот тут у Виктора сорвался с ноги валенок. А пока мы их сняли, прошло всего два часа времени.

Сейчас Виктор и бригадир наш, Иван Кузьмич Синицын, в больнице. Чувствуют себя хорошо. Мы к ним все время приходим. Вы уж простите Вашего сына, что он Вам очень давно не писал. Мы его, когда он поправится, поругаем всяко. А у него обморожена была нога. Холодно тогда было. И врачи ему ногу лечили. Только он, Ваш Виктор, будет потом немного хромать. А так все хорошо. На работе бывает всякое. Мы, строители, приглашаем Вас приехать к нам, вот и деньги Вам высылаем. А Виктор, он попросит у Вас прощения, что забыл совсем было про отца. Когда он поправится, мы его поругаем. Но сейчас он Вас очень желает видеть, а написать сам стесняется. Приезжайте. Мы подыщем работу Вам здесь. И Маша Викторова Вас приглашает, и все мы. Купите билет на самолет, мы Вас встретим всей бригадой. Трубу мы уже заканчиваем. Приезжайте и дайте телеграмму. Большое Вам рукопожатие, Константин Адамович...»