, учет этот был одобрен ЦК ВКП(б)
[175].
Остальные отделы откликнулись на бумаге. Отдел теории и истории музыки в своем плане заверял, что «вся работа Отдела» в грядущем году будет «связана с празднованием 10-летней годовщины Октября»[176], ТЕО оповестил, что в связи с предстоящим юбилеем берется разрабатывать общую тему «Русский театр за революционные годы»[177]. В документах Института имеется также список из девяти книг, которые Назаренко на Правлении (19 ноября 1926 года) предложил издать к предстоящему юбилею, но ни одна из них не вышла[178]. В качестве совершенно не сервильного запроса можно привести инициативу С. И. Бернштейна, который, воспользовавшись юбилеем, официально обратился через Правление ГИИИ в Наркомпрос с просьбой выделить деньги на изготовление радиоприемника, приспособленного «для фонографной записи праздничных речей в Москве и Петербурге», необходимого его Комитету для изучения ораторской речи[179].
Смена курса и первая «реорганизация»
Политическая обстановка в стране резко меняется в 1928 году. Смена эта маркируется XV съездом ВКП(б), проходившим со 2 по 19 декабря 1927 года. Здесь был провозглашен курс на коллективизацию, утверждены директивы по первому пятилетнему плану и осужден троцкистско-зиновьевский блок. Доклад Сталина о «ликвидации капиталистических элементов в народном хозяйстве» (в промышленности — борьба с кустарями, а в деревне — с кулаками) означал свертывание НЭПа и ставил на повестку дня вопрос об усилении классовой борьбы. Это предвещало новое наступление на интеллигенцию, новый виток борьбы с инакомыслием и однозначность оценки всех явлений с «классово-пролетарских позиций».
Собственно в таком ключе директивы съезда толковал нарком Луначарский. В резолюции по его докладу «Об очередных задачах Наркомпроса», опубликованной в «Еженедельнике Наркомпроса»[180], содержится положение об искоренении «остатков старого уклада и новой буржуазии на почве НЭПа», которая «продолжает свои попытки вредительства, измены и контрреволюции». От научных деятелей требовалось «развивать и укреплять марксистское миросозерцание» и «бороться с чуждыми нам течениями». Таким образом был дан старт на унификацию научных подходов, школ, направлений и ликвидацию творческих союзов и научных объединений.
Призывы к «оживлению идеологической борьбы» появились в резолюциях, напрямую касающихся организации научной работы[181] (термин «классовая» прочно вошел в лексикон партийных документов сразу после съезда). Сменой курса, вероятно, можно объяснить неожиданно последовавшую резко негативную оценку работы Института в резолюции Научно-художественной секции ГУСа, прозвучавшую на заседании Коллегии 26 января 1928 года. Она была зачитана на заседании Правления Института 17 февраля 1928 года. Больше всего претензий оказалось к ЛИТО: чиновники Наркомпроса энергично включились в борьбу с «чуждыми нам течениями». Словесному отделению вменялось в вину «доминирование формального метода», причем в качестве примера такого формального исследования, «в корне противоречащего марксистскому литературоведению», называлась книга Б. М. Энгельгардта «Формальный метод в истории литературы»
