Во всяком случае, очевидно, что «поручики Калинины» переходили на службу в Отдельный корпус жандармов для целей, ничего общего с задачами этого Корпуса не имеющими. Я не хочу этим сказать, что такие поручики поступали в Отдельный корпус жандармов с определёнными целями подрыва жандармской службы. Нет, их стремления ограничивались желанием устроиться на лёгкой службе, и они быстро превращались в ненужный и вредный для дела балласт.
Перевод поручика Калинина и прибытие на его место нового адъютанта повлекли за собой для меня лишние недели пребывания на адъютантской должности, пока, наконец, я не засел в своём отведённом для меня служебном кабинете офицера резерва.
Моими сослуживцами по новой должности были в большинстве люди солидные, как по чинам, так и по возрасту. Справа от меня был служебный кабинет генерал-майора Иванова, как я уже отмечал раньше, в прошлом незадачливого начальника Саратовского губернского жандармского управления. Слева был кабинет подполковника Рыковского, вскоре назначенного на должность начальника Харьковского губернского жандармского управления. Два других офицера резерва были академики[76] со значками на груди. И вот среди них оказался, в моём лице, молодой поручик, явно неопытный в деле. Кое-кто из них снисходительно и критически смотрел на меня, давая всевозможные советы, но прежде всего они разгрузили себя, передав мне для производства незаконченные и почему-либо надоевшие им дознания. В то время у каждого офицера резерва при Петербургском жандармском управлении было в производстве от 10 до 15 дознаний. Некоторые из них, особенно по делам, по которым уже не было арестованных, по необходимости залёживались, и вот, с целью их сдать, эти дознания перешли ко мне. Такие залежавшиеся дознания представляли большую неприятность для каждого нового офицера, к которому они попадали для завершения. Надо было ознакомиться внимательно со всем производством, заполнить неизбежные пробелы и сдать дело в таком виде, чтобы наблюдающий за производством дознания товарищ прокурора не вернул его для какого-нибудь дополнения. Такие возвращения указывали на небрежность офицера в производстве дознания или, ещё хуже, на не совсем ясное понимание им задач данного дознания.
Мне, как новичку в деле и как человеку, всегда стремившемуся быть по возможности не хуже, а лучше других, пришлось засесть за дела и проводить снова дни и вечера в управлении. Моё офицерское пальто, к удовольствию генерала Секеринского, прочно продолжало висеть по вечерам в управлении.
