— Тебе нравятся мои друзья?
— Да, очень. Только Вадим все время как-то странно на меня смотрит.
— Наверное, он влюбился в тебя с первого взгляда. И это неудивительно…
— Эй вы! Хватит шептаться! Больше двух — говорят вслух. Успеете еще, — недовольно пробурчал Вадим.
В это время раздался звонок. Гриша пошел открыть дверь и через минуту вернулся вместе с Мишей Прошиным.
— Прошу прощения, я опоздал… — начал извиняться вновь прибывший, давно ожидаемый гость.
— Штрафную ему! — крикнул Вадик и сунул Мише под нос свою рюмку.
— Начальство задерживается, а не опаздывает, — заметила Нина.
Она поднялась и принесла еще одну чистую тарелку.
— Вадим, ты же знаешь, я сейчас не пью.
— Ах, он еще и не пьет? Спекулянт несчастный! Крутой стал? Друзьями пренебрегаешь?
Сопротивляться Вадику было бесполезно. Миша через силу выпил рюмку водки и сел к столу, кивнув при этом Солтану.
— Я вижу, у нас тут новые люди?
— Да, Миша. Знакомься. Это Солтан.
— Солтан.
— Михаил. Наслышан, наслышан.
Они обменялись рукопожатиями.
— А это — Эльза.
— Тот самый сюрприз?
— Тот самый.
— Михаил. У вас удивительное имя.
— Очень приятно. Спасибо.
— Между прочим, Миша у нас поэт.
— Да брось ты, Алешка. Какой я поэт?
— Был поэт — стал бизнесмен, — сказал Гриша. — Сейчас это актуальней.
— Он скромничает. Он настоящий поэт. Между прочим, я тут как-то разбирал свои старые бумаги и нашел тетрадь по физике еще аж за первый курс. Там на последней странице есть одно твое стихотворение. Хочешь послушать, что ты писал в семнадцать лет?
— Алексей, я тебя прошу…
— Читай, читай! — вновь наполняя свою опустошенную Прошиным рюмку, грозно потребовал Вадик. — Вот только выпьем сначала.
Они еще выпили. Прошин более не возражал. Алеша, взяв тетрадь, отыскал нужную страницу и начал читать:
Альберт Эйнштейн не был поэтом,
И не писал мемуары.
И не снимал кинофильмы,
И не играл на гитаре.
Альберт Эйнштейн не был артистом,
Художником и музыкантом,
Суфлером, жонглером, дантистом,
Охранником и арестантом.
Он в жизни не знал эту даму,
А дама не знала Эйнштейна,
Не знала о скорости света,
И Лоренцевом сокращеньи.
Он думал, что жизнь, как пространство,
А время во власти желаний,
И все относительно просто,
Для добрых и умных созданий.
И все относительно ясно,
А смерть — это сказки для взрослых,
И время застынет в тумане,
Для мудрых, великих и рослых.
Но все оказалось сложнее.
Секунды его обманули,
Они обернулись часами,
Десятками лет обернулись.
Они не сошлись в этом мире,
И встретились только посмертно,
