Алифи молчали. Равнодушно. Надежды не было, ну и пусть, никто не сможет сказать, что я не пытался. Скорее всего, как это всегда случается, выбрал не лучший способ. Наверное, надо было уверять и лебезить, унижаться и клясться в верности и любви. А еще лучше — делать это сразу. В том, далеком и уже недостижимом мире, возможно, я так бы и делал. Там мне было что и кого терять. Что мне терять здесь? Жизнь? С некоторых пор, это недостаточно сильный мотив.
— В кругу Света есть ли еще кто-то, кто считает, необходимым вступиться за человека?
Тишина. Как в фильме. И только мертвые с косами.
— Путь к истине труден. Мы не должны совершить ошибки. Я прошу поименно принять или отклонить озвученный приговор. Барр Эллинор, мастер меча?
— Конечно, да.
Нет, они не мстительные, они же в Свете. Это у них просто обостренное чувство справедливости такое.
— Лорд Тимолл, хранитель памяти?
— Да.
— Барр Натаниэль, мастер слова?
— Разумеется, смерть.
Эх, Наташа, Наташа, что ж ты так, а где же грудью за учеников? Да на амбразуру? А на поруки взять?
Последовательно, один за другим Алифи подтверждали приговор. Стало скучно.
— Барр Бравин, мастер заклинаний?
— Мне кажется вынесение смертного приговора преждевременным.
Эллио выдержал паузу и произнес.
— Я считаю, приговор справедливым, — кто б сомневался. — Но на пути к Свету слишком много препятствий. Слишком сильны стали слуги Тьмы. И слишком многое вложено в этого человека. Умереть теперь он сможет в любое время.
Благословенный обратился ко мне:
— Ты почти единодушно приговорен к смерти. Но я одолжу тебе твою жизнь, если ты сможешь предложить что-либо равноценное.
— Что может быть равноценным жизни, Высший?
— Для тебя — возможно ничего. Но сейчас твоя жизнь не стоит и половины медяка. А знания стоят дорого. Может ты найдешь такие воспоминания, которые будут нам интересны. Только не говори, что ты ничего не помнишь. Потому что в этом случае — тебе будет нечем заплатить. А смерть, она уже рядом. Приговоренным Кругом Света положена особая казнь.
Сейчас на залитой ярким солнечным светом площадке были только я и он. Все остальные растворились за краем периферического зрения, все остальные не имели значения.
— Равноценное воспоминание, Высший? Ах, да, помню, летающие колесницы…
— На реке недалеко от города есть два острова, младший, — вмешался Бравин. — На одном острове — человеческое кладбище, десятки тысяч могил. Там с ранней весны до поздней осени цветут цветы. Это красивое и печальное место. На втором острове не растет ничего. Там тоже могилы, только могилы приговоренных. Их мало. Каждая из них имеет свой номер и это единственное напоминание о людях, там похороненных. Каждая такая могила готовится под своего владельца с учетом его роста и комплекции. Приговоренных помещают в могилы живыми с завязанными за спиной руками. Могила настолько узкая, что у человека не остается возможности повернуться, или даже согнуть колени. Сверху могилу закрывают каменной плитой с выбитым на ней номером. Твой номер — 463. Внутрь могилы поступает воздух, но не поступает свет. Человек умирает сам, стоя, в кромешной темноте, в узкой каменной клетке, от жажды, голода, страха, гниющих кистей рук и ступней ног и всегда — один. На этот остров приплывают посетители только для того, чтобы выкопать новую могилу, да чтобы закрыть над новым приговоренным каменную пробку. Говорят, что крики из-под земли слышатся очень долго. Это страшная смерть, человек и твоя могила будет готова к вечеру. Я искренне советую тебе напрячь память.
