— Многие из них будут убиты?
— Очень многие!
— Кажется, — обратился я к своим спутникам, — нам предстоит присутствовать на гладиаторских играх, на организацию которых не жалеют затрат.
По телу сэра Генри пробежала дрожь, а капитан Гуд заявил, что ему очень хотелось бы, чтобы мы могли уклониться от участия в этом развлечении.
— Скажи мне, Инфадус, не угрожает ли нам опасность? — задал я волновавший нас вопрос.
— Не знаю, мой повелитель. Думаю, что нет. Во всяком случае, не проявляйте боязни. Если вы переживете эту ночь, все еще может обойтись благополучно. Воины ропщут на короля.
Все это время мы шли к свободному пространству посередине крааля, где стояло несколько табуретов. Направляясь туда, мы увидели другую маленькую группу людей, приближающуюся со стороны королевской хижины.
— Это король Твала, его сын Скрагга и престарелая Гагула, и с ними те, кто убивает. — Инфадус указал на людей, сопровождающих короля.
Их было человек двенадцать, все гигантского роста и устрашающей внешности. В одной руке каждый держал копье, а в другой — тяжелую «кэрри», то есть дубину.
Король опустился на табурет в самом центре, Гагула скорчилась у его ног, а Скрагга и палачи стали позади него.
— Приветствую вас, белые повелители! — воскликнул Твала, когда мы очутились рядом. — Сядьте, не тратьте напрасно драгоценного времени — ночь слишком коротка для тех дел, которые должны свершиться. Вы пришли в добрый час, вам предстоит увидеть великое зрелище. Оглянитесь вокруг, белые повелители, оглянитесь! — Своим единственным злобным глазом он обвел полки один за другим. — Могут ли звезды показать вам подобное зрелище? Смотрите, как они трепещут в своей низости, — все те, кто хранит в сердце зло и страшится небесного правосудия!
— Начинайте! Начинайте! — крикнула Гагула своим тонким, пронзительным голосом. — Гиены голодны, они воют и просят пищи. Пора! Пора!
Затем на мгновение наступила напряженная тишина, ужасная из-за предчувствия того, что должно было произойти.
Король вознес свое копье, и внезапно двадцать тысяч ног поднялись, как будто они принадлежали одному человеку, и гулко опустились на землю, сотрясая ее. Это повторилось трижды.
Затем в какой-то отдаленной точке круга одинокий голос затянул песню, похожую на причитание. Припев ее звучал примерно так:
— Каков удел человека, рожденного от женщины?
И из груди каждого участника огромного сборища вырвался ответный вопль:
— Смерть!
Постепенно отряды один за другим подхватывали песню, пока наконец ее не запела вся масса вооруженных людей. Мне было трудно разобрать ее слова, но я понял, что в ней говорилось о человеческих страстях, печалях и радостях. Казалось, это была то любовная песня, то величественно нарастающий боевой гимн и, наконец, погребальная песня, которая внезапно завершилась надрывающим сердце возгласом. От его эха, прокатившегося по окрестностям, кровь застыла в жилах. Затем вновь воцарилось молчание, но король поднял руку, и тишина была нарушена. Послышался быстрый топот ног, и из рядов воинов выбежали к нам странные и зловещие существа.
