Оставалось одно: снять ту часть одежды, которая могла уличить меня, и вымазать лицо и руки грязью, чтобы быть похожим на одного из мальчиков, роющихся в речном иле. Это было дело нетрудное, но мне оно показалось в тот момент страшно тяжелым: я еще не совсем оправился после болезни, я ужасно прозяб, а мне пришлось снять чулки, башмаки, шапку и куртку, так как мальчики не носят ничего подобного. Кроме того, их ноги, руки и лицо вечно выпачканы грязью. Чтобы вымазаться таким же образом, я должен был пройтись голыми ногами по речному илу, покрытому сверху слоем льда, окунуть в этот ил руки и вытереть ими лицо.
Мальчики всегда носят с собой мешок или какую-нибудь посудину, в которую собирают все, что найдут. На мое счастье, я увидел под кормой одной барки старую кастрюлю, лежавшую в иле. Я взял ее в руки и подошел к одному из барочников, прося одолжить мне спичечку. Вместо ответа он поднял какой-то осколок и пустил им в меня, прицелившись прямо в ту руку, которой я держал кастрюлю. Осколок ударил меня по пальцам, и я выронил свою ношу. Это рассмешило других барочников, они начали хохотать и бросать в меня кусками угля, так что я вынужден был бежать, увязая в мягкой грязи. Я спрятался за кормой одной барки, но старик, работавший на ней, увидел меня, схватил свой багор, подбежал к краю барки и начал грозить мне. К счастью, багор был слишком короток и не мог достать до меня.
– Пошел прочь, скверный воришка, – закричал он, – только что из тюрьмы выбрался и опять за прежнее берется!
– Я вовсе не был в тюрьме, – со слезами ответил я, – я никогда не был в тюрьме.
– Не был в тюрьме, гадкий лгунишка? Да ты посмотри на свою голову, разве это не тюремная стрижка!
– Нет, я был в работном доме, и меня там обрили, потому что у меня была горячка. Я убежал из работного дома; я просил у тех людей спичку, чтобы развести огонь, а они начали швырять в меня углем. Вот, посмотрите!
И я показал ему свои пальцы, разбитые в кровь. Старик свесил седую голову через край барки и пытливо посмотрел на мое грязное, залитое слезами лицо. Он, должно быть, убедился, что я говорю правду, потому что сказал гораздо более ласковым голосом:
– Ну, коли тебе нужна только спичка, так возьми себе хоть две да иди своей дорогой.
Он воткнул спички в расщелину багра и передал мне их таким образом. Но все мои труды оказались напрасными! Я до половины разделся и весь вымазался, я перенес грубость работников – и все это не принесло мне пользы. У меня были и щепки, и угли, и клочок бумаги, но все это было до того сыро, что обе спички истлели и ничего не могли зажечь. Я посмотрел на берег: старика, давшего мне их, не было на барке, пришлось обойтись без огня.
