Минуту спустя они возвращаются. Садятся.
– Ричи, – говорит Дейв, – ты должен был знать, что Тара еще не достигла возраста, с которого дозволены сексуальные отношения, в этой стране они разрешаются с шестнадцати лет. Но сейчас, сейчас я готов закрыть на это глаза. Я хочу облегчить твое положение и могу представить, какой неприятностью это оказалось для тебя.
– Что оказалось?
– Она беременна от тебя, Ричи?
– Я думал, врачам запрещено разглашать сведения о пациентах, – говорю.
– На такие ситуации запрет не распространяется.
– Какая еще такая ситуация?
– Ради бога! – кричит жирный писклявым голосом, брызжа слюной. Потом вытирает слюну со своих черных брюк.
– Ричи, нам известно, что вы с Тарой часто крупно ссорились. Мы также знаем, что нрав у тебя очень горячий.
– Бешеный, – вставляет жирный.
– Нет.
– У нас есть информация, которая подтверждает твой бешеный нрав. Мы нашли протоколы того дела, когда ты зверски избил молодого человека на дискотеке.
Поворачиваюсь к адвокатше. Та что-то сосредоточенно строчит в бумагах. Ведет себя совсем не так, как адвокаты в телесериалах.
– Для чего вы здесь? – кричу. – Вы ни слова не сказали!
Морщины на лице у фараона стали еще резче. Он выглядит невероятно подавленным.
– Ричи, хочу сказать тебе кое-что перед всеми этими людьми, хотя мне и стыдно признаваться. Была со мной история. Несколько лет назад, Ричи, я сильно выпивал. Сейчас я с этим покончил, но тогда – бывало. Однажды вечером я пришел домой пьяный. Я был женат уже двенадцать лет, у меня было трое чудесных детей. И мы с женой повздорили.
Моя адвокатша перестает строчить и смотрит на него.
– Это все, что я помню, клянусь тебе, – говорит Дейв. Его голубые глаза прожигают меня. – Утром проснулся, жена сидит на кухне. На лицо страшно смотреть, Ричи. Вздулось, распухло. Губа разбита. Под глазами синяки. А я, видит бог, ничего не помню об этом, Ричи, клянусь.
Смотрю на него. А он наклоняется ко мне и сверлит взглядом, словно хочет в душу заглянуть. Оглядываюсь на адвокатшу. На жирного фараона и на того, который в форме. Они все смотрят на меня, и глаза у них как водяная воронка в унитазе.
И в первый раз приходит мысль: «Может, это моих рук дело? Моих?»
