— Не заливай, мужик, — Василий попятился. — Я всех деревенских помню в лицо. Тебя я никогда не видел, хоть ты и моложе меня. Уходи, откуда пришел. Не знаю, что ты за птица и чего тебе от нас надо. И знать не хочу.
— Позволь объясниться, дорогой земляк, я не птица, а созданье совершенно иной категории, — я признался в надежде продолжить общение. — Я вампир, — выпустив когти и клыки, я широко улыбнулся. — Зовут меня Тихон. Фамилия моя Подкорытин — Тарановский должна быть известна тебе с малолетства. Во времена, когда славный Пушкин ловил боязливую музу краешком гусиного пера, Лабелино находилось в моей, как это сейчас говорят, частной собственности. Я был самым богатым помещиком губернии, Василий. Как видишь, я много старше тебя. По времени юности мы с тобой разминулись маленько, но от этого не перестаем быть земляками. Ты согласен?
Василий отпрянул, заслонившись от меня руками, как от наваждения.
— Я тебя не пущу! Кыш! — он замахнулся на меня косой чеснока, но я не шевельнулся. — Да, я тебя вспомнил. Копия твоего портрета висит в нашем почтовом отделении. Но ты напрасно пришел, земляк (в этом слове отразилась вершина его гнева). Ты не получишь нас на ужин. Я не простачок, которого легко обдурить.
— Неужели я похож на голодающего, земляк? — я сыто улыбнулся, поглаживая живот.
— В твое время, земляк, народ придумал верную пословицу: «Чем больше ешь, тем больше хочется».
— Я не отрицаю, что люблю покушать. Но по вампирским законам не положено есть земляков. Оттого мы уходим из родных земель, скитаемся по чужим лесам, — я артистично приложил руку к виску.
— По образованию я не юрист, а инженер. Не изучал я ваших законов.
— А ты поверь родственной душе. Даю честное благородное слово не кушать тебя и твоих близких. Представь себе, земляк, мог ли я для того сюда прийти, чтобы съесть вас и не разузнать, что делается на малой родине. Да я бы скончался от любопытства. Я пришел, чтобы завязать дружбу с любезным земляком и регулярно получать важные известия из Лабелино, — я скрестил пальцы на груди, мечтательно заводя глаза. — О, если бы мог ты понять, несмышленый человек, как хочется мне спустя пару веков заново вдохнуть лабелинский воздух, учуять аромат луговой гвоздики…
— Я могу дать тебе понюхать гербарий дочери, — неожиданно предложил Василий.
— Премного благодарен, земляк. О большем счастии не смею мечтать, — я осторожно провел когтями по забору.
— Сейчас, — Василий побежал в дом.
