Все мои знания и умения могли бы пригодиться где-нибудь в средневековье. С натяжкой, но ладно; я по крайней мере умею пользоваться блочным луком, увлекалась одно время. А сейчас я просто забавная диковинка. Даже как переводчик с мёртвых языков вряд ли кому-то пригожусь. Что-то мне подсказывает, эти суровые ребята больше озабочены военными действиями, чем памятниками письменной истории. Да и что им эти мои знания? Не такие уж древние языки я знаю, в моё время большинство ценных книг выходило на разных языках, в том числе и тех, что сохранились до настоящего времени.
Только в книжках так бывает, что обычная девочка вдруг начинает всех вокруг поражать. Силой духа (или дуростью), знаниями, умениями, талантами, неземными очами и красивой жоп… фигурой. А жалко! Мне бы совсем не помешала «неземная любофф» какого-нибудь сурового влиятельного генерала.
Вспомнив единственного «сурового влиятельного», которого я видела, я передёрнулась от ужаса и отвращения. Не-не-не, лучше под расстрел, чем с этим попытаться заигрывать. Хорошо, если не получится, и он просто брезгливо поморщится. А если, не дай бог, получится? Ох, представляю я трепетные чувства в исполнении викингов! Читала я в далёкой юности и «Младшую Эдду», и «Старшую Эдду»; ничего сейчас толком не вспомню, но впечатлений была масса. Незатейливый юморок и романтические устремления простых парней из Асгарда ещё тогда пробрали до печёнок. У нас такое в ужастиках показывают и боевики про такое снимают, а им — смешно и мило. Тут, конечно, далёкое просвещённое будущее, а не махровое средневековье, но Ульвар сын Тора по всем статьям больше походил на тех самых викингов, и знакомиться с ним ближе не хотелось.
Хотя, даже если бы чёрный трибун не вселял в меня такой ужас, да ещё каким-то чудом воспылал бы ко мне страстью неземной (ибо мы всё равно в космосе), ничем бы это мне не помогло. Это, опять же, в книжках герои влюбляются со страшной силой, и почему-то забывают о таких ранее незыблемых понятиях, как «долг и честь», да ещё окружающие скопом начинают восторгаться этими глобальными переменами в жизни бывшего крутого коммандоса, хором умиляясь прорезавшейся белой пушистости. Тут же ему долг офицера повелит меня пристрелить, а у самого рука не поднимется — друзья помогут. И как бы хорошо и трепетно ни относились ко мне господа учёные, но прикажут им, и меня по-тихому пристукнут. Пожалеют, конечно, но жизнь мне это не спасёт.
