Офицеры дружно встали, приветствуя нового участника будущего разговора, и Ульвар тоже вскинул руки к груди. Под низким матово-белым куполом круглого зала прокатилось многоголосое «Слава Императрице!», и все расселись обратно. Как и чёрный трибун, привычно занявший место с краю. Он редко участвовал в обсуждении, довольствуясь наблюдением, и это устраивало всех. Лишь иногда раскатистый бас норманна, с лёгкостью перекрывая общий гул разговора, вставлял резкие ремарки, обычно сводящиеся к цитированию пунктов устава, номеров законов, их статей и пунктов. За эту привычку Наказателя считали вдобавок к жестокому вспыльчивому цинику ещё и законченным формалистом. И абсолютно всех это тоже устраивало: офицеров тем, что цитаты чёрного трибуна всегда были к месту и отрезвляли излишне разгорячившихся, а его самого — тем, что спорить с ним никто не пытался.
До начала заседания наградного совета Ульвара интересовали всего двое. И, по счастью, оба человека, которым сын Тора хотел заглянуть в глаза, присутствовали во плоти. Первым холодного внимательного взгляда удостоился Синг сын Шивы, и ответил на него едва уловимым кивком с затаённой в уголках губ мягкой улыбкой: обо всём позаботился, всё под контролем. Когда Синг всё успел, норманна интересовало мало, — успел ведь.
Вторым был алый трибун Олег Лиходеев, и он взгляд чёрного трибуна встретил более нервно. Напрягся, выпрямившись по стойке «смирно» насколько позволяла сидячая поза, и резко утвердительно кивнул головой. Мол, не извольте беспокоиться, всё понял и осознал. Слишком откровенно, конечно, но что взять с мальчишки.
На этом Ульвар успокоился и, прикрыв глаза, углубился в изучение недомученной в прошлый раз хроники. Древняя письменность хинду всегда давалась сыну Тора с огромным трудом, но тот с упорством носорога пёр к цели, один за одним беря сакральные тексты измором. Это было лучшее занятие для развлечения себя в моменты ожидания, а ещё на всевозможных нудных «совещаниях штаба», на которых чёрному трибуну было положено присутствовать по званию. Тот факт, что на его счету этих бессмысленных совещаний были тысячи, и одно мало отличалось от другого, никого не волновал. Ульвара в том числе: он прекрасно понимал значение слова «надо», даже если под этим «надо» не было никакого объективного смысла. Жить на взгляд сына Тора тоже было «надо», но никто почему-то не возражал против бессмысленности сего процесса; так что ворчать на совещания?
