Вот она, комплексная механизация, о которой давно мечтают животноводы. Недавно Гребенкин сообщил Павлову грустную цифру: в крае 40 тысяч коров не закреплено за постоянными доярками. Доит их кто попало и как попало. А вот здесь можно рассчитывать на планомерное повышение и продуктивности животных и производительности труда животноводов. Но вот вопрос: двор-то этот по оригинальному проекту сделан, в других хозяйствах таких нет. Павлов напомнил об этом Григорьеву, и тот ответил:
— Это общая беда, Андрей Михайлович… Мы как-то узнали, что Коршун наладил пневматическую уборку навоза в коровниках, я сам туда сбегал, посмотрел — очень здорово! У него на центральной ферме двенадцать однотипных коровников. Всей этой пневматикой управляет один техник! Разнотипность скотных дворов мешает комплексной механизации, тут что и говорить.
Павлов вдруг решил, что поедет сейчас не к Соколову, а прямо к Коршуну. Давно хотелось обстоятельно поговорить с ним: ведь Коршун всю жизнь в животноводческих совхозах, знаток этого дела, у него продуктивность коров перешагнула за 4 тысячи килограммов. К Соколову тоже надо, но это потом…
Григорьев пригласил закусить, но Павлов спешил — дело-то к ночи.
— Вы же, Андрей Михайлович, ни разу не побывали в квартире директора, — обиделся Григорьев. — И вообще остались бы переночевать, посмотрели бы, как у нас во Дворце народ вечерами отдыхает.
— Как-нибудь в другой раз задержусь, — пообещал Павлов.
Коршун оказался в конторе один, он просматривал почту.
— Что-то подолгу директор засиживается! — весело начал Павлов, протягивая руку.
Александр Кириллович Коршун, немолодой уже, седоволосый с густыми клочковатыми бровями, поднялся, худощавое лицо его осветилось улыбкой.
— Здравствуйте, Андрей Михайлович… Почты много идет, за выходные дни скапливается. Выносят решения, чтобы поменьше было директив, но бумаг не убывает…
— А почему, как вы думаете?
— Очень уж много теперь ступенек стало, видно, и здесь в моду входит строительство высотных зданий, — усмехнулся Коршун.
Павлов понял намек на громоздкость и многоступенчатость управленческого аппарата, но почему именно теперь, как подчеркнул Коршун, стало больше ступеней?
— Ну как же, Андрей Михайлович? — сказал Коршун. — В тридцатые и сороковые годы совхозы были подчинены своему тресту, а трест Москве — вот и вся лестница. Так или иначе, но вопросы решались быстро. Теперь же смотрите как получается с совхозами. Районному начальству они подчинены, тресту совхозов тоже, и все равно к нам идут директивы и из краевого управления сельского хозяйства, и из министерства, да не из одного, из обоих… Вон сколько, — кивнул он на бумаги в папке, — из всех инстанций.
