Антуанетта взяла под руку своего гостя (чтобы он не разглядывал ее слишком пристально) и повела в зал, где стояли кресла с широкими спинками.
– Что нового при дворе? Во время болезни я забыла про интриги, – задала она подобающий ситуации вопрос. И пока Людовик рассказывал о назначениях министров, а заодно и о своей последней охоте, королева изучала мужа. Несомненно, полноват, неуклюж, но столько доброты в глазах. Большой ребенок – сделала она заключение. Одинокий большой ребенок, который лишен внимания и любви окружающих.
– Ваше Величество, давайте выпьем лимонаду, – положила она свою ладонь на руку Людовика.
Гость вздрогнул и удивленно посмотрел на сидящую рядом молодую женщину. Он не узнавал жену: никогда она не проявляла к нему столько нежности. Неужели болезнь разительно ее изменила? И, поддавшись минутной слабости, Людовик сделал то, о чем давно мечтал: наклонился и поцеловал королеву в открытое плечо. Женщина вздрогнула, но не отстранилась. Ей искренне жаль этого мужчину. Такого робкого и такого несчастного.
А разве она сама счастлива?
– Вы можете называть меня Огюстом, – еле слышно, покраснев, произнес король. Он назвал ей имя, которым его нарекли при рождении, и как звала его мама, и как больше не называл никто. А королю так хотелось иногда, чтобы рядом оказался человек, самый близкий и дорогой, с которым ему было бы так же легко, как когда-то с матерью.
– Конечно, Огюст. Теперь у нас все станет по-другому, – ответила королева.
Их отношения развивались медленно, практически с нуля. Что не мудрено: ведь они были совсем незнакомые друг другу люди. Антуанетта с радостью окунулась в водоворот светской жизни, по которой скучала на подмосковной даче. Она, наконец, познакомилась с мадмуазель Бертен, и ей доставляло истинное удовольствие придумывать новые фасоны для платьев, новые формы воротников и манжет. Постоянно в будуар заглядывали парижские ювелиры, которые приносили новые украшения, одно другого изысканнее. Понятно, что привычка носить бриллианты дорого обходится, но Людовик ни в чем не отказывал жене. Ведь каждый вечер он приезжал в Малый Трианон, и его встречала любимая женщина в том самом платье или в том самом колье, которое он ей только что купил. Не понимал Людовик только одной причуды – нежелание жить в главном дворце Версаля (Туанетта, как могла, оттягивала свой визит в резиденцию: там слишком хорошо помнили Аню). Но не настаивал: встречи при свечах в зале, нежное мимолетное касание рук делали их ближе с каждым днем. И Людовик боялся разрушить свое хрупкое счастье.
