— А вам зачем? — удивился Григорий. — Живописью балуетесь?
Алька смерила его ироничным взглядом.
— Балуются онанизмом, а живописью увлекаются, — отрезала она.
— Аля! — воскликнула Серафима Ивановна. — Что ты такое говоришь?!
— Маслом тоже пишете? — снова задал вопрос Григорий, не обращая внимания на протесты родственницы.
— И маслом, и углем, и акварелью, и даже помадой на зеркале, — гордо заявила Алъка. — Думаю выбраться на этюды дня через два. Еще в Минске мечтала сделать несколько набросков замка.
— Что ж, это дело хорошее, — задумчиво произнес Григорий. И вдруг, просияв взглядом, спросил: — А портрет сможете для меня написать?
— Портрет? — растерялась Алька. — Ваш?
— Мой, — скромно опустив глаза, подтвердил Григорий. — Если можно, в костюме восемнадцатого века.
— А у вас что, и костюм есть?
— Нет, костюма нет, но есть портрет, с которого я бы хотел сделать копию.
— Ну, хорошо, — согласилась Алька. — Только краски и холст за ваш счет, иначе не возьмусь, — тут же предупредила она.
Он поспешно заверил ее, что все оплатит.
— Есть только одна просьба, — обратился он к Серафиме Ивановне.
— Что, Гриша? — откликнулась та.
— Ладанку не дадите? Хочу, чтобы Алевтина меня с ней писала.
Повисла напряженная пауза. Видимо, просьба застала Серафиму Ивановну врасплох. Она нервно перебирала в пальцах край скатерти.
Григорий деликатно кашлянул в кулак.
— Нет, Гриша, ты извини, но ладанку я тебе не дам.
— Да ладно, я и по памяти могу, — успокоила родственника Алька. — Сделаю эскиз в карандаше и потом допишу. Тоже мне сложность… Лучше расскажите, что там за убийство у вас приключилось. Мне Виктор сказал, — пояснила она, заметив удивленный взгляд Григория. — Вы-то о нем как узнали?
— Ну, вот еще! — замахала руками Серафима Ивановна. — Только про убийство нам и не хватало. Нашла о чем спрашивать, — прикрикнула она на внучку.
— Я накануне сон видел, — вдруг громко сказал Григорий. — А еще предчувствие было.
— И все? — разочарованно протянула Алька. — А, правда, что этот человек знал, где спрятаны Золотые Апостолы?
