Она спустилась по лестнице, повторяя имена каких-то героев, даты чьих-то жизней, названия городов и стран, где жили и творили гении.
Сессия, и сегодня снова надо было что-то сдавать… Какую-то очередную „зарубежку“.
Настя подошла к старому институтскому особняку, затененному ярко-зеленой завесой первой листвы, понимая, что ни за что бы сюда больше не приходила, если бы не дела. Она чувствовала себя уже нездешней, ушедшей в иные миры и жизни, когда шла по двору, в котором произрастала роза ветров ее прошлого. Удивительно и почти невероятно, но по пути она не встретила никого из знакомых.
Настя исчезла в недрах здания, а уже через полчаса вышла с чувством исполненного долга и свежей записью в зачетке. Осчастливленная хорошим началом дня и потеряв при этом всякую „бдительность“, она направилась в сторону Центрального дома литераторов. Напрямик, по памяти она брела по тихому московскому центру. Ступала медленно и осторожно, еще не осознавая, что инстинктивно научилась по-иному, более бережно нести свое тело.
У входа в ЦДЛ она попросила первого попавшегося писателя, а члены этой братии узнаются по более или менее лихорадочному блеску в глазах, провести ее внутрь. Что он с радостью и сделал. И даже предложил выпить по чашечке кофе. Но Настя вежливо отказалась. Сегодня кофе она будет пить одна. Потому что сегодня только ее праздник: еще один сданный экзамен в еще один чудесный весенний день.
„Что ни говори, а прав Игорь, когда утверждает, что жизнь должна быть приятной и приносить радость, — думала Анастасия, — именно так: человек должен просто чувствовать удовлетворение от существования, а не искать его, не призывать любой ценой“.
Она пила кофе, самый лучший кофе в городе. В нижнем баре звучала тихая музыка. Немногочисленные в этот час посетители о чем-то мирно беседовали. Можно было догадаться, что о политике, потому что именно в таких красивых местах чаще всего приходят мысли о необходимости государственных переворотов.
И снова — ни одного знакомого лица. Но… не тут-то было. В бар вошла Люба Ладова, завсегдатайка этого дома. Она прижилась в ЦДЛ, как кошка. Бывают такие кошки — не домашние и не бродячие, а которые живут „при“: при ресторане, при кинотеатре, при гастрономе…
— Настюша! Как же я рада! — Она оглядела ее изрядно округлившуюся фигуру. — Как ты похорошела! — воскликнула она, подсаживаясь к столику.
Они пили кофе и слушали музыку.
Настя заметила, что Ладова, в отличие от нее самой, похудела. Или просто черное строгое платье с белым шарфом, украшенным ришелье, давало такой эффект? Теперь Любовь явно „косила“ под декадентку. И эта короткая стрижка, и строгий пробор, и сигаретка, чуть толстоватая для длинного изящного мундштука, кажется, янтарного! А ногти, ногти! Впору рекламировать какой-нибудь лак для вурдалаков.
