– Есть кое-что получше сочувствия. Справедливость. – И, повернувшись, как будто для того, чтобы уйти, добавила: – Я поговорю с вами в приемной, мистер Рэймонд.
Но мисс Мэри, рванувшись вперед, удержала ее.
– Нет! – воскликнула она. – Ты поговоришь со мной! Я должна тебе что-то сказать, Элеонора Ливенворт.
И, выведя сестру на середину комнаты, она остановилась в ожидании.
Взглянув на мисс Элеонору, я понял, что мне здесь не место, и поспешил отойти. Десять долгих минут я расхаживал по приемной, терзаемый тысячей сомнений и догадок. В чем тайна этого дома? Что вызвало смертельное недоверие между этими сестрами, которые самой природой были предназначены для полнейшего доверия и самой сердечной дружбы? И случилось это не сегодня, не вчера. Никакой резкий порыв пламени не мог разбудить такой напряженный накал страстей, невольным свидетелем которого я только что стал. Нужно копнуть глубже этого убийства, чтобы найти корень недоверия столь великого, что противостояние, которое оно вызвало, чувствовалось даже в том месте, где я стоял, хотя сквозь закрытые двери до моих ушей доносился лишь смазанный, приглушенный звук разговора.
Через какое-то время гардина на двери гостиной поднялась, послышался голос мисс Мэри:
– После этого мы не сможем жить под одной крышей! Завтра кто-то из нас найдет новый дом.
С пылающим лицом, задыхаясь, она вышла и направилась в мою сторону. Однако при виде меня ее лик переменился: вся гордость словно растворилась, и, выставив руки, точно защищаясь от назойливого взгляда, она расплакалась и бросилась вверх по лестнице.
Я все еще боролся с тягостным ощущением, вызванным таким болезненным окончанием этой странной сцены, когда гардина снова поднялась и в комнату, где находился я, вошла мисс Элеонора. Бледная, но спокойная, без каких бы то ни было признаков борьбы, через которую она только что прошла, если не считать легкой усталости в глазах, она села рядом со мной и, встретив мой взгляд взором, полным неизмеримого мужества, чуть помолчав, произнесла:
– Расскажите, в каком я положении. Начинайте с самого плохого. Боюсь, я не совсем понимаю, что происходит.
Обрадовавшись, что она оказала мне доверие, я поспешил исполнить просьбу и начал расписывать дело так, как оно представлялось беспристрастному наблюдателю. Я уделил особое внимание причинам подозрений и указал на то, каким образом некоторые вещи говорят против нее, хотя в ее представлении это, возможно, было легко объяснимо и казалось чем-то незначительным, а также попытался заставить ее понять важность принятого решения и закончил призывом довериться мне.
