– Мне говорили, что вы были вхожи в семью мистера Ливенворта с детства. Это так?
– С десяти лет, – последовал тихий ответ.
Впервые я услышал голос мисс Элеоноры, и он удивил меня. Голос ее был таким похожим и одновременно таким не похожим на голос сестры. Тон его был таким же, но ему не хватало выразительности, если так можно сказать: он звучал, не тревожа слуха, и затихал без эха.
– Мне говорили, что с этого возраста к вам относились как к дочери.
– Да, сэр, как к дочери. Мистер Ливенворт для обеих нас был больше чем отец.
– Насколько я понимаю, вы с мисс Мэри – двоюродные сестры. Когда она попала в семью?
– Примерно в то же время. Одно бедствие забрало наших родителей. Если бы не дядя, нам бы пришлось выживать самим. Но он… – Тут мисс Элеонора замолчала, ее губы задрожали. – Но этот добрейший человек принял нас в семью и дал нам то, что мы обе потеряли: отца и дом.
– Вы говорите, он стал отцом для вас и вашей сестры… Что он удочерил вас. Вы хотите этим сказать, что он не только окружил вас роскошью, но и дал вам понять, что после его смерти положение не изменится? Короче говоря, что он собирался оставить вам какую-то часть своей собственности.
– Нет, сэр, мне с самого начала дали понять, что его собственность будет завещана моей сестре.
– С вашей двоюродной сестрой у него родственные связи были не ближе, чем с вами, мисс Ливенворт. Он когда-нибудь называл причину подобной несправедливости?
– Кроме удовольствия поступить так, никакой, сэр.
Ответы мисс Элеоноры до этого были настолько прямолинейны и полны, что доверие к ней мало-помалу начало занимать место довольно тревожных сомнений, которые с самого начала окружали имя и личность этой женщины. Но после этого признания, произнесенного спокойным, бесстрастным голосом, не только присяжные, но и я сам, имевший куда более веские основания не доверять мисс Ливенворт, почувствовал, что в ее случае подозрение должно быть снято из-за полного отсутствия мотива, на что столь ясно указал этот ответ.
Тем временем коронер продолжал:
– Если дядя был так добр с вами, как вы утверждаете, вы, должно быть, очень привязались к нему?
– Да, сэр.
Ее губы неожиданно сжались в решительную линию.
– Значит, его смерть стала для вас большим потрясением?
– Очень, очень большим потрясением.
– Настолько большим, что при первом взгляде на тело вы потеряли сознание?
– Да.
– Но вы, похоже, были готовы к этому.
– Готова?
– Слуги говорят, что вы очень разволновались, когда обнаружили, что дядя не вышел к завтраку.
