Притягательное, грозное, величественное, трогательное лицо ослепило меня, и лунная прелесть ее двоюродной сестры тотчас стерлась из моей памяти, я видел только Элеонору… Только Элеонору – с этого мгновения и навсегда.
Когда мой взгляд впервые упал на нее, она стояла лицом к сестре, одна рука ее покоилась на груди, вторая воинственно упиралась в небольшой стол. Однако еще до того, как внезапная острая боль, пронзившая меня при виде такой красоты, успокоилась, она повернула голову, и ее взгляд встретился с моим; лик ее преобразился, весь ужас положения выплеснулся на него, и вместо величественной женщины, готовой выслушать и разбить любые ложные обвинения, я увидел – увы! – дрожащее, тяжело дышащее человеческое существо, осознающее, что над нею уже занесен карающий меч, и не знающее, что сказать в свое оправдание.
То было преображение, достойное жалости. Тягостное откровение! Я отвернулся от нее, словно она уже созналась во всем. Но тут ее сестра, которую вид происшедшей с нею перемены, похоже, привел в себя, шагнула к нам и протянула руку со словами:
– Мистер Рэймонд? Очень любезно с вашей стороны, сэр, что вы зашли к нам. А вы? – Она повернулась к мистеру Грайсу. – Вы пришли сказать, что нас ждут внизу, не так ли?
Это был тот самый голос, который я слышал через дверь, только теперь ему был придан милый, душевный, даже почти ласковый тон.
Я бросил быстрый взгляд на мистера Грайса, чтобы проверить, какое впечатление это на него произвело. Явно сильное, ибо поклон, которым он приветствовал ее слова, был ниже обычного, а улыбка, которой он ответил на ее искренний вид, – одновременно уничижительной и обнадеживающей. Взгляд этот не коснулся ее сестры, хотя она всматривалась в его лицо с немым вопросом в глазах, более мучительным, чем любой крик. Зная мистера Грайса, я почувствовал, что не могло быть знамения более страшного и значительного, чем откровенное пренебрежение той, которая, казалось, наполнила комнату своим страхом. И, проникнувшись жалостью, я забыл, что Мэри Ливенворт что-то сказала, даже забыл о самом ее присутствии. Я отвернулся и сделал шаг в сторону ее сестры, когда меня остановила рука мистера Грайса, опустившаяся мне на плечо.
– Мисс Ливенворт говорит, – сказал он.
Одернутый таким образом, я повернулся спиной к тому, что так сильно меня интересовало, выдавив из себя некое подобие ответа, протянул стоявшему передо мною прекрасному созданию руку и повел ее к двери.
