Что ж, о Новом водоводе он составил себе весьма четкое представление. Был готов Георгий для доклада шефу и по более широкому кругу вопросов – у него уже почти сложился реальный план обеспечения города водой. Почти сложился… но еще нужно было кое-что прояснить, доработать.
Нужно еще недели две времени.
XVII
Ирочку отправляли в пионерский лагерь первый раз, и уезжать из дому ей совсем не хотелось. Она стояла на балконе, целовала себе руки и приговаривала тихонько: «Бедная Ирочка! Бедная Ирочка!»
– Ирина, иди посмотри, куда я кладу тебе зубную щетку и мыло, – позвала ее из гостиной Надежда Михайловна, собиравшая дочь в дорогу.
Но девочка ее не слышала, продолжала оплакивать свою горькую участь: Лялька остается дома, подружка Галя остается дома, а она должна ехать неизвестно куда с чужими, незнакомыми детьми.
Из кухни, где Георгий пил чай перед работой, было хорошо видно, как целует себе руки Ирочка, и это умилило его, растрогало почти до слез.
– Ирина! – сорвалась на крик Надежда Михайловна. – Как всегда! Как всегда!
Георгий вышел на балкон, обнял дочь, погладил ее по мягким русым волосам. Она уткнулась лицом в его живот и громко заплакала.
– Папочка, не отпускай меня, папочка!
Георгий взял дочь на руки.
– Ну, что ты, маленькая, там ведь будет тебе хорошо!
– Мне здесь хорошо!
– Ирина! – взвилась Надежда Михайловна. – Из-за тебя я не успею отвести Ляльку!
– Я отведу ее сам, – Георгий вошел в гостиную с дочерью на руках.
– Сколько можно лизаться? Как только не стыдно, уже большая девочка!
– Надя, ну что ты говоришь! – Георгий строго взглянул на жену, и, памятуя о недавнем скандале, та прикусила язык. – Веди Ляльку, а Ирочку отведу я сам, мне по пути. Они ведь будут отъезжать со стадиона?
– Со стадиона, – холодно буркнула Надежда Михайловна.
Все бы обошлось, да тут заявила о себе во весь голос молчавшая до тех пор Лялька.
– Я с папой, я с папой! – заорала она визгливо с закипевшими на глазах слезами, бросила куклу и, подбежав к отцу, обхватила его ручонками за ноги.
– Иты-ы! – оскорбленная вероломством Ляльки, вскрикнула Надежда Михайловна.
От возмущения она не знала, что делать; быстренько захлопнула Ирочкин чемодан, защелкнула его на замки, выбежала в ванную, чтобы разрыдаться; но тут ее взгляд сразу уперся в зеркало, и она поняла, что если даст волю слезам, то немедленно потекут ресницы, покраснеют глаза, набрякнут веки и тогда… как она тогда пойдет на работу? А если и пойдет, то как будут хихикать над ней приятельницы, как будут передавать друг дружке под большим секретом, как сочувствовать: «Досталось ей, а?!» Взвесив все это в сотую долю секунды, Надежда Михайловна наступила на горло собственной песне и, тронув лицо пуховкой, вышла из ванной как ни в чем не бывало.
