В 1920 году, когда исход Гражданской войны был ясен, Родзянко навсегда покинул Россию. Он обосновался в Сербии, жил трудно, бедно. Правые эмигранты его ненавидели, несколько раз избивали… А Родзянко вновь и вновь задавался вопросом:
– Может быть, я действительно не все сделал, чтобы предотвратить гибель России?
Царская семья состояла из брата царского деда, четверых двоюродных братьев и девяти троюродных – всего двадцать девять человек, подсчитал один из чиновников двора. Достаточно, чтобы встать на защиту главы семьи и, если нужно, с оружием в руках положить за него жизнь. Кто же из этих двадцати девяти мужчин выступил в поддержку главы семьи в трагический момент отречения? Никто.
«Спал долго и крепко, – пометил в дневнике Николай II. – Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыли в Могилев. Все чины штаба были на платформе.
Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четырехвосткой для выборов через шесть месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»
«Четырехвосткой» Николай назвал принципы голосования – всеобщее, равное, прямое и тайное.
А мать императора пребывала в полном отчаянии!
«Подумать только, стоило ли жить, чтобы когда-нибудь пережить такой кошмар! – писала 4 марта вдовствующая императрица Мария Федоровна. – В 12 часов прибыла в Ставку, в Могилев, в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание!.. Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Бедняга Ники открыл мне свое бедное кровоточащее сердце, и мы оба плакали».
Великий князь Александр Михайлович вспоминал:
«Когда меня вызвали к ним, Мария Федоровна сидела и плакала навзрыд, он же неподвижно стоял, глядя себе под ноги, и, конечно, курил. Мы обнялись. Я не знал, что ему сказать. Он твердо верил в правильность принятого им решения, хотя и упрекал своего брата Михаила за то, что тот своим решением оставил Россию без императора.
– Миша не должен был этого делать, – наставительно закончил он. – Удивляюсь, кто дал ему такой странный совет.
Это замечание, исходившее от человека, который только что отдал шестую часть вселенной горсточке недисциплинированных солдат и бастующих рабочих, лишило меня дара речи».
Отрекшийся от власти император плохо представлял себе и положение в стране, и собственную будущность. Он наивно предполагал, что будет предоставлен самому себе и поживет наконец спокойно и безмятежно в кругу семьи. Или в худшем случае вместе с женой и детьми уедет за границу.
