Это было серьёзный проект. Весь Хутор участвовал в акции. Из леса (то есть, с другой от хат стороны дороги) приволокли 20-метровую сосну, врыли её в землю и растянули во все стороны проволоками. Наверху сосны торчала антенна. Раскачиваясь под ветром, она искала и даже иногда ловила Москву. Москва показывала новости и балет.
Между прочим, новости можно было б и не показывать: на Хуторе и своих хватало, а московские, они что сейчас, что тогда — совсем непонятные.
А вот балет неожиданно оказался кстати. Своих баб с задранными юбками на Хуторе не водилось, а в балете — сколько хочешь. Поэтому, прежде чем пустить газету «Рассвет» на самокрутки, мужики внимательно выискивали в небогатой телепрограмме слова типа «Жизель», «Травиата» или «Сильфида».
…В 2001 году Сапармурат Туркменбаши упразднил балет в Туркмении. «Я не понимаю балет, — сказал он. — Зачем он мне? Нельзя привить туркменам любовь к балету, если у них в крови его нет». В итоге, театр оперы и балета в Ашхабаде снесли. Видимо, оперу туркменам привить тоже не получилось.
И у нас на Хуторе балет, вроде, не сильно был в крови, но признание завоевал быстро. На мой взгляд, это лишний раз свидетельствует о том, что Хутор ближе к Европе, чем Ашхабад, а также подтверждает мысль о вечной тяге русского человека к настоящему искусству. Не то, чтоб мужики научились отличать pas de deux от pas d'action (гори они огнём!), но, например, появления Одиллии в «Лебедином Озере» на третьем просмотре уже ждали:
— Во, кум, я табе той раз казал за чернявенькую! Дивись, дивись! Бачишь, не?
— Жопка, шо и говорить… — задумчиво одобрял либретто кум, — была у мене в Буде одна цыганочка. Ох, и ходовая же…
— Да и Беляночка тоже не комолая, — вступался кто-нибудь за Одетту, — бач! крутится, шо твой сепаратор…
Женщин и детей в этот мужской клуб на просмотр не пускали. Но я дружил с сыном бригадира, и мы с ним и с его котом всё видели с печки, хотя восторга мужиков не разделяли. Я, собственно, и сейчас к балету отношусь не лучше, чем ординарный туркмен.
Года через два после первого телевизора благосостояние на Хуторе стало помаленьку расти, сосен с антеннами по огородам навтыкали все кому не лень. А еще лет через пятнадцать эти сосны стали падать на хаты, но к тому времени ни электричеством, ни, тем более, балетом уже было никого не удивить.
Меня жизнь выгнала с печки и отправила непонятно куда и непонятно за чем. Кот вышел проводить меня на крыльцо, ёжась, посмотрел вслед и, поочерёдно отряхивая лапы, вернулся на печку ждать своего снегиря.
