— Не припоминаю, приятель, — признался он. — Я получил эту работу меньше года назад. Лучше спроси меня что-нибудь о пароме Стейтен-Айленда. У меня была концессия на ночное питание на «Матери Золотой Звезды» целых пятнадцать лет. Ну валяй, спрашивай.
— Почему вы уволились?
— Не умею плавать.
— И что с того?
— Боялся утонуть. Решил не играть с судьбой.
Я набил рот остатками «хот-дога» и, прихлебывая пиво, зашагал прочь.
Бауэри, расположенная между Серф-авеню и Променадом, скорее напоминала парк развлечений, нежели улицу. Я прогуливался вдоль павильонов и раздумывал над своим следующим ходом. Цыганская община закрыта для чужих получше, чем все ячейки «клана»[15] в Джорджии, так что с этой стороны помощи мне не получить. Работай ногами. Меси асфальт, покуда не нарвешься на кого-то, кто помнит мадам Зору и захочет рассказать тебе о ней.
Начать поиски можно было с заведения Дэнни Дринана. Он был мелким мошенником на пенсии и содержал убогий музей восковых фигур на углу 13-й улицы и Бауэри. Я познакомился с ним в 1952 году, когда он только-только отбыл свой четырехлетний срок в Даннеморе. Агенты ФБР пытались было пришить ему биржевую аферу, но тут он идеально подошел на роль «козла отпущения» для пары продажных адвокатов, которых звали Пи-ви и Мунро. В то время я работал на третью сторону, также павшую жертвой их махинаций, и заодно помог Дринану. Дэнни был обязан мне и при необходимости снабжал информацией или компроматом.
Галерея восковых фигур втиснулась между павильоном с пиццей и залом игральных автоматов. Ка фасаде алыми буквами высотой в фут красовалась надпись:
СПЕШИТЕ:
ЗАЛ АМЕРИКАНСКИХ ПРЕЗИДЕНТОВ
50 ЗНАМЕНИТЫХ УБИЙСТВ
ПОКУШЕНИЯ НА ЛИНКОЛЬНА И ГАРФИЛДА
ДИЛЛИНДЖЕР В МОРГЕ
ЖИРНЫЙ АРБУКЛ ПРЕДСТАЕТ ПЕРЕД СУДОМ ПОЗНАВАТЕЛЬНО! ЖИЗНЕПОДОБНО! ПОРАЗИТЕЛЬНО!
В кассовой будке крашеная хной гарпия возраста вдовы президента Гранта раскладывала «солитер».
— Дэнни Дринан у себя? — спросил я.
— Он там, внутри, — проворчала она, извлекая трефового валета из колоды. — Оформляет экспонаты.
— Можно войти и поговорить с ним?
— Сначала придется заплатить, — кивнула она головой в сторону картонной таблички: «Вход 25 центов».
Я выудил из брюк четвертак, просунул монету в зарешеченное оконце и вошел внутрь. Здесь воняло, как в канализации. На провисшем картонном потолке расплылись большие рыжие пятна. Под ногами скрипел и стонал пересохший деревянный настил. Вдоль стен, за стеклянными витринами, словно армия индейцев, выставленных в сигаретных лавках, неуклюже застыли манекены.
