Я просмотрел остаток материала, отложив в маленькую стопку все то, что мне хотелось подержать пока у себя. В том числе два фото, на одном из них Фейворит был запечатлен во фраке, с блестящими от помады волосами. Сзади на карточке стоял штамп с именем агента и его адресом: «УОРРЕН ВАГНЕР, ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ, 1619 БРОДВЕЙ (БРИЛЛ БИЛДИНГ). УИНДХЭМ 9–3500».
На другом снимке был заснят оркестр Спайдера Симпсона в 1940. Джонни стоял сбоку, сложив руки на груди как мальчик из церковного хора. Имена оркестрантов были отпечатаны рядом с ним, прямо на фотографии.
Я позаимствовал еще три вырезки, показавшиеся мне интересными, потому что не подходили к общей подборке. На первой было фото из «Лайф», снятое в баре Дики Уэллса в Гарлеме, где Джонни облокотился на кабинетный рояль. В руке у него был бокал. Он пел в сопровождении негритянского пианиста по имени Эдисон «Туте» Суит. Еще я взял вырезку статьи из «Даунбита», рассказывающую о суевериях различных певцов. История гласила, будто Джонни каждый раз выступая в городе, посещал на Кони-Айленд цыганку, предсказывающую будущее по ладони; ее звали Мадам Зора.
На последней вырезке был памфлет в колонке Уинчелла, датированный 20 ноября 1942 года, в котором объявлялось, что Джонни Фейворит разрывает свою двухлетнюю помолвку с Маргарет Круземарк, дочерью Этана Круземарка, владельца судов и миллионера.
Сложив все это вместе, я вытащил из нижнего ящика картонный конверт и уложил материал в него. Затем, словно по наитию, я выудил обратно фото Фейворита и позвонил по указанному на нем номеру.
— Товарищество Уоррена Вагнера, — ответил мне бойкий женский голос.
Я назвался и попросил встречи с мистером Вагнером в полдень.
— В двенадцать — тридцать у него деловой завтрак, поэтому он сможет уделить вам лишь несколько минут.
— Этого достаточно, — заверил я.
Брилл Билдинг находился на углу 49-й улицы и Бродвея. Подходя к зданию я попытался вспомнить, как выглядела площадь в тот вечер, когда я увидел ее в первый раз. С тех пор много изменилось. Был канун Нового 1943 года. Предыдущий выпал целиком из моей жизни; я только что вышел из армейского госпиталя с новеньким лицом и пустыми, не считая мелочи, карманами. В тот же вечер кто-то украл у меня бумажник вместе со всем, что у меня было: водительскими правами, выписными бумагами, «собачьими жетонами»[6] и прочим. Стоя в тесной толпе, глазеющей на чудеса электрической пиротехники, я чувствовал, как мое прошлое слезает с меня как со змеи старая кожа. У меня не было ни документов, ни жилья, ни денег. Тем не менее я направлялся в центр города.
