— Бисов сын, — после короткой паузы продолжал сержант, — не поверил, видно, своим глазам и… решил удостовериться в бинокль. А тут солнышко — а оно еще стояло наискосок, с востока, — и отразилось от стеклышек. Ох как отразилось!.. Так я этого только и ждал, ридненькие. И на мушку. Но проворен был, чертяка, — ему секунда понадобилась, чтобы убедиться: то и правда, какой-то Иван ползет. И выстрелил…
— Как, в Володю выстрелил? — не выдержали нервы у кого-то из бойцов.
— Ой, молод ты, ридненький, молод еще… И выстрелил, — спокойно тянул Грицюк, — но ничего из этого не вышло, и я снова поймал его на мушку. «Тяни», — приказываю Володе. И он снова потянул макет снайпера. У меня аж дыхание перехватило. И тогда фашист свой прицел поправил…
— А товарищ сержант тут его пулей и приправил, — подвел итог Володя Мураловский.
— Ой-ой-ой, ну и хитрецы! — Общий смех был наградой рассказчикам.
— А шо там, ридненький, дашь хорошего нам повечерять? — обратился Грицюк к повару, тоже смеющемуся.
— Украинский борщ та пироги с капустой и грибами, — в тон ему ответил повар.
— Молодцы, ребята, молодцы! Я знал, что в хорошие руки отдаю эти винтовки, — раздался голос. Это был капитан Медведев. Снайперы окружили его плотным кольцом.
С Владимиром Мураловским позднее я встречался дважды. На прикладе его снайперской винтовки появлялось все больше зарубок — счет убитым фашистам. Выгоревшую, чуть просторную для него гимнастерку уже украшали орден Славы и несколько медалей.
Помню, как вместе считали мы километры, отделявшие нас от Польши. В начале сентября, во время дивизионного слета комсомольцев, мы пожелали себе встретиться следующий раз уже на берегах Черного моря.
И это желание исполнилось.
Только встреча была не такой, как мы ее себе представляли. В середине октября 1943 года, когда наши войска вышли на берега Керченского пролива, а на Кубани и Таманском полуострове не осталось ни одного вражеского солдата, кроме взятых в плен, просматривая дивизионные многотиражки, я увидел в одной из них портрет в черной рамке. На меня смотрело мальчишеское лицо Володи…
Не суждено ему было вернуться в свой родной город.
Мы отчетливо видели, как они делали длинные перебежки. Потом потеряли их из виду. Покрасневшими от недосыпания глазами осматривали высоту. А она угрюмо молчала, ощетинившись стволами. Высота, одна из наиболее укрепленных в центральном районе гитлеровской обороны Голубой линии, ждала…
Солдаты делали теперь короткие перебежки, топча остатки травы, посеребренной утренней росой. Рывками вскакивая, они бежали, падали и снова бежали вперед. За ними остались пустые траншеи.
