Солнышко уже пригревало, но в открытом газике было прохладно. По обеим сторонам дороги было пустынно, над широкими полями пели жаворонки.
Весна уже вступила в свои права. Земля требовала плуга, бороны, зерна и человеческих рук. Но этих, последних, было немного: руки женщин, детей… Теперь по пути мы встречали их, шедших за плугами, которые с трудом тянули отощавшие коровенки или, изредка, хилые, давно отслужившие свое коняги. Но увидеть такую картину можно было только там, где сохранились станицы. Увы, немного их было на нашем пути к месту памятного нам боя — до станицы Калинской.
И вот наконец мы там.
Не доверяя своим глазам, мы еще раз посмотрели на карту.
— Это все-таки здесь, здесь, — шептал Коля Усиченко. — Вот с той высотки мы стреляли по танкам…
— А с той стороны выбежали наши девчата, — дополнил Миша Сорокин. — Ох, трудно глазам поверить!..
— Эх, паразиты, паразиты! — бормотал шофер.
Мы стояли молча. Ласковый ветер обдувал наши лица, ерошил волосы. В руках мы держали выгоревшие пилотки…
— Знаете, товарищи, — прервал это тягостное молчание сержант Усиченко, вытирая рукавом гимнастерки обветренное лицо, похудевшее за последний месяц. — Немало я наслушался от отца и начитался об ужасах войны. Но того, что мне довелось увидеть, пожалуй, еще никогда не было… Сколько же мы видели сожженных деревень и городов, изуродованных полей, вырубленных садов и уничтоженных лесов! Наверное, только Чингисхан или хан Батый оставляли после своих набегов такое опустошение… Эх, негодяи, никаких прав не признают!
— Прав… — горько усмехнулся Сорокин. — Тоже от кого захотел признания прав! От поджигателей, от бандитов и убийц детей!
— Эх, паразиты! — продолжал бормотать про себя шофер.
Грицко вынул платок, вытер лоб, глаза…
Я стоял остолбенев, мутным взглядом обводя все вокруг. Где-то возле сердца чувствовалась нарастающая боль. По сей день я никогда не забуду этой картины…
На месте, где стояла в зелени садов станица — такой она запечатлелась в нашей памяти, — теперь росли кусты зелено-бурого бурьяна, а остатки опаленных печных труб торчали из груды руин и пепла.
Стая ворон долго каркала нам вслед…
Ночь окутывала станицу.
На небе виднелась Большая Медведица, а рядом, вокруг нее, — рой звезд. Месяц, который ежеминутно выныривал из-за мелких облаков, освещал стены хат, солому на крышах. Ветки деревьев отбрасывали широкие тени. Воздух был пропитан запахом весны.
Наш 968-й артиллерийский полк отвели от Голубой линии на короткий отдых. Отдельные батареи разместились в уцелевших соседних станицах. Мы отдыхали уже пятый день — заслуженная передышка после стольких месяцев пребывания на фронте. Наконец-то мы жили в домах, среди людей и запаха весенних цветов, а фронт и бои остались, казалось, где-то далеко.
