В то время, когда я выступал, костюшковцы уже шли в атаку на окопы врага, преодолевали минные поля и проволочные заграждения, укрепленные огневые точки, шли под огнем орудий, минометов, винтовок и пулеметов… Не взирая ни на что они шли только вперед.
Известие об этом первом историческом сражении польской 1-й пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко дошло до нас несколько позже.
Спокойно я глядел на волны Керченского пролива. Они продолжали шуметь, а воздух, пропитанный запахом йода, был сейчас удивительно неподвижен.
Будет шторм, предчувствовали мы.
— Разойдись! — раздалась команда.
Окончились торжественное построение и короткий митинг. Мы пошли на отдых, и сразу же на морском берегу стало многолюдно. Несмотря на холод, многие артиллеристы бросились в соленую воду выкупаться.
Через много лет, в октябре 1967 года, при посещении исторических мест боев под Ленино экскурсовод, седовласый старичок, сказал мне:
— Помню вас, поляков, и бой за нашу деревню. Очень спешили вы. Многие погибли. Потом я помогал их хоронить в этой братской могиле. Больше пятисот…
Я слушал его слова о героях, которые остались здесь навсегда, и о тех, кто, залечив раны, пошел дальше на запад.
«Военная судьба была ко мне, пожалуй, благосклонной», — думал я, осматривая исторические места боев моих братьев, солдат-костюшковцев.
Сопровождавший меня старик полагал, видимо, что я один из тех, кто был здесь в 1943 году. Я не стал рассеивать его заблуждения. Не сказал ему, что именно в это время мы сидели на берегу Азовского моря, жадно курили цигарки, рассказывали солдатские анекдоты. Одним словом — отдыхали. Но это был отдых перед дальней дорогой…
Мой собеседник восхищался мужеством костюшковцев. Рассказывал, что тысячи людей посещают эти памятные места боев… Слушал я его внимательно. А кругом раскинулись плодородные поля. Здесь вырос красивый город Ленино, и в самом центре его, в этом исторически важном для польского народа месте, воздвигнут прекрасный памятник в честь погибших здесь братьев-поляков. Каждый, кто приходит сюда, на эту прекрасную землю, обильно политую кровью польских и советских воинов, испытывает глубокое волнение.
Нет, не сказал я своему проводнику, что впервые в жизни в этих местах. Я колебался, стоило ли сказать ему, что в то время, когда здесь проходило сражение, я был отсюда более чем за тысячу километров по прямой на юго-восток и носил тогда фуражку с красной звездочкой. «Впрочем, так ли это существенно: орел или звездочка на фуражке? — подумалось мне. — Ведь мы были в одних рядах, независимо от национальности, и боролись за общую цель: «За Вашу и Нашу свободу»…»
