* * *
Каковы бы ни были мои детские мечты и планы, жизнь быстро подкорректировала их, наглядно показав мне, насколько они были далеки от реальности.
Начать с того, что при ярком утреннем свете город выглядел совсем иначе, чем во время моих ночных скитаний. Мальчик я был домашний, к тому же мама во время своей болезни не очень охотно отпускала меня от себя. Поэтому округу я знал плохо, да и боязнь быть пойманным и возвращенным толкала меня уйти как можно дальше… Словом, поиски той караулки, из которой спас меня военный доктор, заняли гораздо больше времени, чем я предполагал.
К тому же я не знал даже фамилии моего спасителя, и когда я наконец с великой радостью узнал то самое здание, которое разыскивал, мне пришлось затратить немало усилий, чтобы объяснить, кто я и кого мне надо.
В конце концов тот самый японский солдат, который в ночь смерти мамы поделился со мной лепешкой, вспомнил меня и вызвал ко мне русского унтера.
Лучше бы он этого не делал. Когда я наконец объяснил, кого я разыскиваю, унтер подкрутил усы, сказал многозначительно: «Ага!» – и, железной хваткой сжав мое плечо, велел позвать какого-то «старшого».
– Так что докладаю, ваше благородие, – лихо отрапортовал он явившемуся поручику. – Вот этот прибыл к дохтуру Мурашову, который сбегши в тайгу к красным хунхузам. Может, он тоже из ихних, из лесу?
Поручик оглядел меня с ног до головы и лениво процедил, ни к кому не обращаясь:
– Не похоже, что из лесу, – чистенький. А впрочем, черт их разберет. – И добавил: – Запри его в кутузку к этому, знаешь, давешнему. Вернется из обхода патруль – отправим обоих в контрразведку.
«Давешний» оказался веселым чернявым парнем цыганского типа и очень удивился моему появлению. Когда я рассказал ему свою историю, он сказал:
– Ну, конь каурый, ты и влип, малец. Этот твой доктор недавно с целым обозом медикаментов, возчиками и парой санитаров подался к партизанам. Они тебя за их связного, что ли, приняли? Вот, конь каурый, совсем уже обалдели – с детьми воюют!
«Конь каурый» – это у моего нового знакомца, видимо, была такая присказка, заменявшая ему, как я сейчас понимаю, более крепкие выражения. Я робко спросил у него, что такое контрразведка.
– Одно тебе скажу, конь каурый, контрразведка – это есть очень плохо. Понял? Мне-то ее не миновать, а вот тебя надо бы как-то отмазать…
Я со всей моей тогдашней наивностью поинтересовался, за что его хотят отправить в такое плохое место.
– Ты лучше спроси себя, за что тебя туда хотят упрятать, – расхохотался он. – А наше дело цыганское: коня я свел у казачьего есаула.
