Переправы, мой первый опыт, врезавшееся в память сильнее всех последующих битв ощущение безнадежности и бессмысленности происходящего. И череп летящего на меня воина, раскрывающийся цветочным бутоном.
… я ярился. Весь ужас этого мира, все мерзости, вся боль, вся ненависть сосредоточились в этом упрямом человеке, который даже перед лицом смерти не мог пойти мне навстречу. Я вцепился ему в грудь, боль в левом плече взорвалась вспышкой, мир поплыл, разноцветные полосы появились перед глазами и сплелись в узоры. — Имя…
Я узнал это имя в Лоррах, когда, несмотря на дикую боль и бушующую ярость, сломал волю умирающего убийцы. Ни в первом, ни во втором случае я не контролировал себя, не отдавал полного отчета своим действиям, боль, усталость, страх и эмоции сделали все за меня. Но так продолжаться не может. Я еще помнил взгляд Варина, рухнувшего на пол совсем недавно.
…взгляд человека, который превратился в раздавленного червяка, что-то увидевшего в моих глазах в тот момент, когда боль пробила плотину и бешенство хлынуло наружу. И нижнюю часть лезвия, так и не достигнувшего сердца, что сначала прогнулась, а потом разорвалась в клочья, пронзив осколками лицо, грудь и руку капитана. И раскаленную рукоять, что выпала из его ладони вместе с кусками дымящейся плоти…
Так не должно быть. Я сам хозяин своей судьбы. Я сам должен принимать решения. И определять «когда и как» — должен тоже я, а не неведомый демон в моем подсознании. Потому что отказываться от преимущества, пусть даже оно такое шаткое и иллюзорное, нельзя. Ведь каждое твое преимущество — это слабость твоего врага.
…
Барр Геррик с интересом разглядывал зал для чаепитий куаранского дворца. Низкие белые кресла с золочеными спинками, пушистые белоснежные ковры, в которых утопают ноги, выложенные белыми плитами стены, мягкий шелест многочисленных крыльев. Сотни, тысячи разнообразных бабочек в больших стеклянных колоннах жили и умирали, не обращая внимания на случайных зрителей. Разноцветный, неповторимый танец жизни.
— Сколько они живут?
Собеседник был не настроен обсуждать прелести дворца, он сидел напротив, чихая и вытирая платком покрасневшие глаза. Горячий чай, приятная компания и кресло Владыки не поднимали его отвратительного настроения.
— Проклятая погода, мастер знаний опять обещает дождь.
Барр Геррик и не ждал ответа. Бабочек он, если честно, не любил, собеседника он не любил еще больше, а к плохой погоде относился философски, потому ухмыльнулся и заметил:
