Серкамон уловил состояние духа Маштуба.
Серкамон тоже чувствовал необычное в воздухе.
Конечно, он знал, что его, как и всех пленников, убьют, и готовился принять это со смирением. Если их убьют не в этом шатре, то, наверное, в трех шагах от него, подумал он. Может, их убьют даже не прямо сейчас, а к вечеру, но все равно убьют. И все-таки в высокомерно-печальном взгляде Маштуба и в его долгом вздохе серкамон уловил какую-то надежду. Серкамон не боялся умереть, но почему-то ему казалось, что несправедливо ему умереть именно сегодня. Он так долго шел к Акре, он проделал такой долгий и сложный путь, что было обидно умереть так рано, не увидев падения Акры, не спев песнь о ее падении.
Серкамон смиренно вздохнул.
Мой путь завершен. Наверное, я сегодня умру.
И покачал головой. Его путь на Акру оказался непрост.
Сперва некоторые уютные гавани западного итальянского берега, и десятки безымянных островов, запомнившихся лишь как высокие каменные стаканы, бросающие тень на мерцающие изнутри воды срединного моря.
Потом летучие рыбы, разбивающие рябью изумрудные зеркала моря.
Почему-то запомнился еще некий остров, весь окутанный дымом. Кажется, он назывался Изола. Говорили, что остров Изола горит изнутри, что он сложен из такого камня, который веками тлеет в глубинах горы, все вокруг отравляя своим ядовитым сернистым дымом.
Но больше всего сакремону запомнилось само срединное море, по которому медленно двигался дромон, тяжелое судно на веслах и парусах, приспособленное перевозить большие грузы. В некотором отдалении за дромоном двигалось еще несколько судов, мечтающих дойти до самой-самой Акры, чтобы наконец усилить войска короля Филиппа. Сакремон хорошо запомнил, как однажды сильно возбудился ветер и обманчивое небо обиженно задышало. Ветер хватал суда то спереди, то сзади и гнал их так быстро, что люди на борту по-настоящему начинали чувствовать ужасную и великую бездну, колышащуюся и разверзающуюся у них под ногами. Огромность этой ужасной бездны была заполнена только водой, и это пугало больше всего. Только за Фарой, когда дромон повернул в сторону Акры, упал штиль, зато вместе со штилем пришло полное безветрие, и дромон встал в виду Монжибеля. Лишь в страстной четверг Тот Кто Отнял Ветер, Тот Кто Может Дать и Взять Все, вернул все-таки свежий ветер прямым и косым парусам, и в глубокой ночи на корме дромона были зажжены масляные фонари, на свет которых подтягивались из тьмы другие суда.
