А брат Одо утверждал, что некий священнослужитель, имя которого он не стал произносить вслух, держал в руках грамоту, прямо на его глазах упавшую с неба. Не было в тот день в небе ни туч, ни облаков, не летали птицы, не шел дождь или град, но грамота упала с неба на землю, и в этой так неожиданно упавшей грамоте находился неистовый призыв самого Господа выступить наконец в поход против неверных.
Конечно, брат Одо прав. Господь требует нового похода в Святую землю.
Серкамон, странствующий певец, сочиняющий кансоны, славящие вечную любовь, и злобные сервенты, жалящие врагов, и альбы, славящие наступающее утро, и сладкие пастореллы и баллады, под которые так и хочется броситься в пляс, вот такой серкамон сел недавно перед церковью в Барре, бросив на землю мешок с травой.
Серкамона мгновенно окружили многие простолюдины и вилланы.
Белело в толпе длинное морщинистое лицо дамы Лобе, окруженной взрослыми дочерями. Стоял там викарий, тугую шею которого охватывал паллий, белый шерстяной воротник с вышитыми шелком крестами – символ истинного пастыря, несущего на плечах овцу. Здесь же в толпе переминались разные небогатые вавассеры, торговавшие в Барре вином. Значит, скоро окажется здесь и Амансульта, решил Ганелон. Он хорошо уже знал, что когда где-нибудь появляется человек, ходивший в Святые земли, Амансульта непременно старается с ним встретиться. Услышав о серкамоне, поющем в Барре, Амансульта непременно сюда прискачет, оставив все свои дела, потому что, возможно, пути серкамона пересекались где-то с путями барона Теодульфа.
Серкамон был тощ и сер, весь как пеплом обсыпан.
И кожа у него была тоже серая, выжженная, как зола.
И глаза желтые, злые, как у волка, случайно вырвавшегося из загона.
Вилланы перешептывались, мяли шапки в руках. Перешептывались, что данный серкамон дал священный обет – не пить ни капли вина и прославлять святой подвиг до тех пор, пока рыцари вновь не двинутся в Святую землю. Это многих пугало. В домах грязно, тесно, докучливые мухи мучают скот и детей, купаются в пыли куры, поля ждут рабочих рук, зачем торопиться на край неизвестной земли, пусть и святой?
Раскрыв рты, вилланы и простолюдины испуганно переглядывались.
Говорили, что это не простой серкамон. Говорили, что голосу этого серкамона внимала сама Альенора Аквитанская, мать неистового короля англов Ричарда, прозванного Львиным Сердцем, нежная дама удивительной, неведомой, может, даже демонической красоты. Говорили, что серкамон был принят при дворе сеньоры Марии Шампанской, что его высокий, чуть хрипловатый голос звучал в родовых замках мессира Бонифация Монферратского, мессира Альфонса Кастильского, что его голосом восхищалась прекрасная Аэлиса Блуасская и даже пел он, как это ни странно, перед Раймондом Тулузским, покровителем катаров.
