– Человек это всего только часть созданного Господом, он смертен и грешен, дитя мое, – устало покачал головой брат Одо. – Человек не должен умножать грехи, даже если он готовит себя к благочестивому делу.
И быстро спросил:
– Где ты изучила язык неверных?
– У меня служат разные люди, брат Одо. И мой отец благородный барон Теодульф всегда старался научить меня всему, что знал сам. Разве я умножаю этим грехи? Разве это не богоугодное дело – сделать все, чтобы спасти родного отца?
– Да хранит его Господь!
Брат Одо смиренно возвел глаза горе́.
– Барон Теодульф не простой паладин, он искупил свои грехи подвигом и страданием. Он прощен. Он достоин спасения. Но истинно говорю, дитя мое, если ты хочешь сделать своим должником апостола Петра, смело жертвуй на нужды Святой церкви, ибо нет спасения вне церкви, а кто не признает Святую римскую церковь своей матерью, тот не признает Иисуса отцом.
Он глянул вверх, и рыцарь Бертран де Борн успел перехватить его взгляд.
– Человек, конечно, только часть созданного Господом, – произнес сверху рыцарь неприятным скрипучим голосом, совсем не похожим на тот, каким он исполнял свои кансоны. – Но гораздо хуже, мерзкий монах, что человек чаще всего упражняет в себе только самое низменное, а потому очень быстро обращает себя в скота.
Он смерил брата Одо презрительным взглядом:
– В каком направлении упражняет свою душу благочестивый брат Одо?
– Аб хедис сциндере овес, – смиренно ответил брат Одо, но круглые глаза его странно блеснули, и это уже не был блеск любопытства. – Мое дело отделять овец от козлищ. Мое дело спасать души живые.
– Мектуб, – зачарованно пробормотал Ганелон.
Слово вырвалось неожиданно. Он хотел только так подумать: судьба! – но слово вырвалось, и оно было произнесено по-арабски. Он ничего такого не собирался произносить, просто он понимал слова темного Салаха, и странный спор брата Одо с рыцарем тоже был ему как бы понятен.
Брат Одо удивленно воззрился на Ганелона.
А старая Хильдегунда испуганно перекрестилась:
– Господь милостив. Не пристало мальчику говорить вслух такое!
Только Амансульта и Викентий из Барре восприняли сказанное без удивления.
– Это тоже раб? – равнодушно спросил монах, щуря свои мышиные воспаленные глазки.
– Нет, он не раб. Я призвала мальчика с мельницы. Его звать Ганелон. Да будет тебе известно, он умеет читать и знает счет. Я сделала так, чтобы он подружился с сарацином и как-нибудь научился его языку. Он это сделал. Теперь сирота будет помогать тебе в работе. Он будет разбирать книги и списки. – И кивнула в сторону Салаха, глянув на Ганелона. – Ты долго жил рядом с агарянином?
