Народ здесь страшно далёкий от просвещения, хотя и незлобный. Не откладывая дела в долгий ящик, я решил начать работу над циклом рассказов о тяжёлой крестьянской доле во времена крепостного права. В центре рассказа — Гавриловна. Один образ мной схвачен, но этого маловато. Мне бы два или три ещё. Одной Гавриловны недостаточно для лепки выпуклых характеров. Постараюсь найти ещё.
Итак, к делу. Ведь главная цель путешествия — поиск пресловутого Крякутного. Я ни на минуту не сомневаюсь, что он существует.
Вчера утром я вышел на прогулку. Навстречу попались две бабы с коромыслами. Бабы шли и пели русскую народную заунывную песню. Звуки их голоса изумили меня не столько красотой и напевностью, сколько громкостью. Ниспадающие на их спины толстые русые косы, миндальные глаза и колыхавшиеся части женского устройства вызвали во мне поэтические чувства.
— Где бы мне найти подьячего Крякутного? — спросил я, прерывая их концерт.
Бабы поманили меня пальцем. Влекомый надеждой, я подошёл ближе. Тогда они принялись смеяться и подмигивать мне, и подталкивать локтем. Так я и не получил внятного ответа. Вот каковы местные нравы! Однако, я не сдавался.
Мне попался житель Нерехты с кудрявой причёскою. Одет он был в яркую с цветами рубаху, подпоясан верёвкой. При каждом шаге он встряхивал своей густою шевелюрой, словно пытался стряхнуть с волос невидимых насекомых. Этот крестьянин своим открытым лицом напомнил мне Алёшу Поповича с картины «Три богатыря». Вид незнакомец имел слегка усталый, глаза его то и дело закрывались, а губы беззвучно шевелились. Свой вопрос я задал ему в той напевной манере, в какой разговаривают местные жители.
— Скажи-ка, любезный, — обратил я к незнакомцу свою речь, — не знаешь ли ты такого Крякутного, что чудо сделал, воздушный шар сделал, чтоб летать?
— Шар — какое это ж чудо? — спросил меня мордатый крестьянин, вытирая кулаком заспанные глаза. — Вот где чудо. Так уж чудо!
С этими словами он достал из-за пазухи бутыль мутной жидкости. И с выражением счастья на физиономии принялся её взбалтывать. Неожиданно заговорил стихами:
— Погляди на водицу шелковую, погляди на родимую мать, станем с ней, как с берёзой кленовою… — он задумался.
Я не растерялся и закончил:
— Крякутного вместе искать.
Обрадованный поэт засмеялся. Неожиданно он больно ткнул меня кулаком в живот:
— Не признал меня, Алёшка?
— Простите, не припоминаю, — только и смог простонать я.
— Эх, Алёша. Что ж ты, мерзавец, не помнишь друга Серёжу?
