— Гульельмо Маркони.
— Да, Маркони. Значит, он им нужен не просто так. В Англии просто так ничего никогда не делается! Мне ли не знать! — с чувством произнесла Диана.
— Я, милая принцесса, старой закваски социалист, — ответил с достоинством Горький. После удачно произнесённой речи ему захотелось добить англичанку своими убеждениями. — Мы верим не только во всеобщее счастье людей на Земле. Мы считаем, на смену диким, глупым и озлобленным придут грамотные, разумные, бодрые, просвещённые люди. Бороться нужно всегда! А вы, оказывается, даже лучше, чем я думал, хотя и представительница правящего буржуазного класса. Но и буржуазные предрассудки можно изжить, если передовая женщина перешагнёт через классовые различия.
— Как печально, что я не разделяю ваших взглядов, — покачала головой Диана, — Иначе я стала бы бороться вместе с вами за всеобщее счастье. Но я пессимистка и фаталистка, прогресс не вызывает у меня восторга. Скорее, отвращение.
— Помилуйте, как же можно, в наши дни не верить в прогресс! — запротестовал великий пролетарский писатель.
— Тем не менее, я помогу вам. Видите, вон там небольшую беседку? Беседка не пуста. Там находится сама Виктория со знаменитой чёрной марки.
— Неужели мы встретим самую известную в мире марку, известную как «чёрный пенни»? — Попов поглядел принцессе в глаза.
— Это самая великая из наших монархов, — кивнула Диана. — Между прочим, тоже женщина. Мне придётся поговорить с ней, и я думаю, она вам не откажет. Эта марка конца девятнадцатого века.
Процессия направилась туда, куда указала Диана. Перенесёмся и мы вслед за нашими героями.
Глава IV, в которой путешественники оказываются в столице не только Британии, но и столице мира филателистического
Когда все трое попали на улицу великого и ужасного города, взорам путешественников открылся Тауэр-Бридж. Их шубы и сапоги смотрелись экстравагантно и привлекали внимание многочисленных попрошаек, уличных продавцов и нищих, так что Будённому даже пришлось пару раз направить подзатыльником чумазых лондонских подростков на другую сторону дороги. Изобретатель радио с присущим ему любопытством озирался по сторонам и осматривал необычной красоты, грандиозный и величественный мост, на котором он так неожиданно очутился. Масштаб и сложность постройки подавляли воображение, раздавливали, превращали в букашку. Башни, соборы, шпили, величественные монументы торчали отовсюду, словно зубцы огромной марки, не умещающейся ни в один альбом. В первые минуты никто не мог вымолвить ни слова. Но потом все трое разом заговорили. Вокруг шумел и танцевал необычный город, такой необычный, что у Горького невольно вырвалось:
