— Но что скажут мои любимые демократы?! — в притворном ужасе спросил Савинков. — Инородцы освобождают Россию?!
— Дорогой Борис Викторович, когда вы за своё бомбометание сидели в севастопольской военной тюрьме, не всё ли равно было, кто откроет дверь смертной камеры? Татарин? Хохол? Грузин?.. Конечно, я понимаю вас... политиков петербургских... — досадливо взял Корнилов новый карандаш. — Дикая дивизия не пойдёт первым эшелоном, будет как резерв, на зачистку, так сказать. Есть ещё хороший конный корпус — общевойсковой, без инородцев. Есть армейские, вполне боеспособные части генерала Крымова... вы его знаете, отличный боевой генерал…
— Вне всяких подозрений.
— Видите, уже кое-что набирается. Вам, безбожнику, я всё-таки скажу: с Богом! Но... — замедлил он стремительное движение к Петрограду карандаша, — если корпус Крымова, пехотный всё-таки, не успеет подойти, если ваши совдеповские железнодорожники утворят какую-нибудь сволочную забастовку и не поспеют даже кавалеристы, если наш любимейший премьер не получит вовремя достаточную дозу кокаина и утворит нечто бабье-демократическое... это будет... полной катастрофой. Полным крушением и фронта и тыла. Я оголяю фронты, чтобы спасти тылы России. Вы понимаете это?!
— Я понимаю, прекрасно понимаю вас, Лавр Георгиевич, — в полный, хоть и невысокий свой рост, как раз под Корнилова, встал Савинков над картой, давая понять, что штабные учения покончены. — И заверяю: сделаю всё, и даже больше, чем всё, чтобы вашими силами смести совдепы. Безбожник, но тоже говорю: с Богом!
Они ещё раз пожали друг другу руки, и Савинков, не теряя времени, двинулся со своим министерским вагоном в обратный путь.
В поддержку юнкерам Патин взял ещё десяток казаков и несколько дополнительных пулемётов.
— Может, сразу уж блиндированный поезд? — сев наконец-то за походный стол, спросил Савинков.
— Не торопите, Борис Викторович, — отставил рюмку Патин. — Может дойти и до блиндированных...
— Не каркайте, поручик. Пейте.
— Пью, мой генерал!
— Я бы мог и обидеться за это!..
— Ну что вы, Борис Викторович!.. Просто не хочется мрачных мыслей. За счастливую дорогу! — махнул он рюмку, доставая папиросу.
— За счастливую, — неторопливо посмаковал Савинков и закурил сигару.
Истинно на счастье заторов и задержек на обратном пути не было.
