— Мне не нравится коф-фе! Мне не нравятся цветы! Что за лакеи у тебя?..
Лакеем служил, конечно, Сазонов. Им нельзя было разлучаться. У богатого англичанина, представителя велосипедной фирмы, должно быть много слуг. Поэтому и другие участники покушения привлекались. Деловой, тороватый англичанин жил на такую широкую ногу, что хозяйка не могла нарадоваться, швейцар не переставал кланяться, а старший дворник, как всегда филёр, с удовольствием пил у англичанина чай. И дивился:
— Гли-ко! Кажинный день пошта.
Да, швейцар ежедневно приносил множество пакетов. Кабинет хозяина, как в его отсутствие мог удостовериться и дворник-филёр, был завален каталогами разных машин, на английском и русском. И хоть дворник и подпись в платёжной полицейской ведомости едва выводил, но уважение к хозяину квартиры у него сложилось крепкое. Заодно получая чаевые и от домохозяйки, он советовал со знанием дела:
— Гли-ко! Не упускай такого денежного жильца.
Савинков, как деловой человек, целыми днями пропадал «на службе» — бродил по городу, вместе с уличными наблюдателями отмечая каждую мелочь в бешеных проездах Плеве. Барыня-сожительница Дора, с громадным пером на шляпе, в сопровождении лакея-Сазонова уходила в город за покупками, разумеется, тоже в четыре глаза осматривая, изучая улицы. Вечером хозяин-англичанин и сама барыня частенько уезжали из дому, а прислуга, освободившись, уходила гулять — с той же целью, под знаком министерской звезды Плеве.
Пора было доводить дело до конца. И так уже Сазонов торопил:
— Я сделал промашку в тот раз, сейчас первая бомба за мной.
— А как же Иван?
— Иван подождёт. Он ещё молод. Сказано — я первым метаю! Мало ли, один промахнётся, другой...
Обиженный Каляев вдруг порешил:
— Есть способ не промахнуться.
— Какой же?..
— Вместе с бомбой броситься под ноги лошадям.
Молчание установилось жутковатое.
— Но ведь метальщика тоже взорвёт?..
— Конечно.
Ожидание уже докрасна раскалило Каляева. Но Сазонов был несокрушим в своей уверенности:
— Хватит и моей бомбы. Сказано — я первым метаю! Нечего разговаривать. Под эти разговоры загостившийся в Петербурге Азеф снова уехал, наказав после покушения разыскать его в Вильно.
Сазонов на это как-то двусмысленно хмыкнул:
— Баба с возу!..
За эти месяцы он побывал и ванькой-извозчиком, и лакеем у богатого англичанина, а в роковой день обратился в приличного железнодорожного служащего. Тужурка, фуражка, всё честь честью. Самую тяжёлую, семифунтовую, бомбу он собирался нести открыто, в упакованном свёртке. Мало ли откуда в таком вокзальном городе, да ещё вблизи Варшавского вокзала, возвращается господин железнодорожник.
